Дела о посольствах, отражая с исключительной, подчас утомительной подробностью все этапы пребывания послов в Московском государстве и всю официальную сторону их приемов и отпусков царем, дают достаточно материала и для изучения существа сложившихся между Москвой и северокавказскими владельцами отношений. Цели посольств выяснялись привезенными послами грамотами и челобитными и при переговорах их с посольскими дьяками, происходивших иногда в особо секретной обстановке («втаи»). Ответные царские грамоты и тексты шертных записей оформляли отношения зависимости или подданства, с одной стороны, и покровительства — с другой. Подробные наказы астраханским и терским воеводам, составлявшиеся после отпуска посла, определяли политику Москвы по отношению к тому или иному владельцу на ближайшее время.
Однако дела о посольствах северокавказских владельцев далеко не исчерпывают сохранившихся в составе фонда Посольского приказа материалов о Северном Кавказе. Те же описи XVII в. показывают, что в результате очень обильной переписки Посольского приказа с Астраханью и возникшим в 1588 г. в устье Терека Терским городом в архиве приказа за каждый год отлагалось два особых столбца—«столп астараханской» и «столп терской», иногда объединенные в один «столп астараханской и терской такого-то году». При разборе архива Бантыш-Каменским «астраханские столпы» обычно относились в рубрику Ногайских дел, а «терские» — Кабардинских; в составе этих и некоторых других серий (например, за 1616 г.— Грузинской, за 1626 г.—Персидской) они и могут быть обнаружены в настоящее время путем систематического просмотра за последние годы XVI и почти за все годы XVII в.
Астрахань и особенно Терский город, как пограничный, находились в постоянных, можно сказать, повседневных «сношениях с землями Северного Дагестана и Северного Кавказа, их воеводы должны были быть в курсе всех местных отношений и событий и связанных с ними интересов и действий соседних держав. Обо всем этом оповещали Посольский приказ астраханские и терские «отписки», по каждому вопросу отдельно, согласно инструкции приказа, предписывавшей «писать отписки порознь о всяких делах, про Ногай себе, и про шаха с турским себе, и про крымского себе, и про кабардинских себе, и про кумыцких себе, ив одну отписку всех вестей не мешать». Так же писались ответные грамоты Посольского приказа, передававшие, как и пометы на отписках, принятые в центре решения по ому или иному вопросу. Все исходившие из Посольского приказа документы сохранились в черновых отпусках, т.е. со следами редакторской работы дьяков.
Материалы Посольского приказа о сношениях с Северным Дагестаном и Северным Кавказом вошли в две публикации, вышедшие в 1957—1958 гг.: «Кабардино-русские отношения в XV — XVIII вв.» (т. I.М., 1957) и «Русско-дагестанские отношения XVII — первой четверти XVIII в.» (Махачкала, 1958). Обе они отражают лишь часть (и небольшую) богатств этого архивного фонда.
«Терские столбцы» Посольского приказа в некоторой степени восполняют гибель архива Терского города. Архив приказа Казанского дворца, в ведении которого находилась эта крепость, также не сохранился.
Но огромный фонд Астраханской приказной палаты был вывезен из Астрахани Археографической экспедицией в первой половине XIX в. и в настоящее время хранится в архиве Ленинградского отделения Института истории АН СССР в составе около 17 тыс. единиц. Его столбцы начинаются сплошной массой с 1614 г.; за 90-е годы XVI в. сохранилось всего несколько дел. Часть столбцов параллельна «астраханским столбцам» Посольского приказа, но содержит астраханские отписки в Москву в отпусках, а московские грамоты и наказы — в беловиках; большая часть фонда имеет самостоятельное значение. Материалы астраханской таможни сохранились — и не полностью — лишь с 60-х годов XVII в. (для сношений с Дагестаном они использованы в названной выше публикации 1958 г.). Мое знакомство с фондом Астраханской приказной палаты во время нескольких командировок в Ленинград было довольно беглым.
Надо подчеркнуть и другую сторону важности русских источников для поставленной темы: они дают богатый материал для изучения внутренней истории народов Северного Кавказа, сообщают множество имен, фактов, географических названий. Если без привлечения русских источников XVI—XVII вв. социально-экономические отношения у народов Северного Кавказа этого времени изучались преимущественно по документам и описаниям XVIII—XIX вв. ретроспективно, то привлечение фонда Посольского приказа и Астраханской приказной палаты открывает возможности освещения социально-экономических явлений XVI—XVII вв. по источникам этого времени. Но использование их требует в ряде случаев специфических источниковедческих приемов.
Попятно, что правительство Русского феодального государства уделяло особое внимание связям с феодальными слоями населения Северного Кавказа, преимущественно с владельцами Северного Дагестана и Кабарды. Обилен материал о феодальных владениях у разноплеменного населения Северного Дагестана — у кумыков, аварцев, кайтаков, лаков; о распаде шамхальского владения на территории Кумыкии; о феодальных владениях Большой и Малой Кабарды; о взаимоотношениях между владельцами и феодальных войнах; о попытках объединения сил, предпринятых некоторыми «старшими» князьями Кабарды во второй половине XVI в. или на феодальных съездах в Северном Дагестане. Дополнительным источником для изучения высшего владетельного слоя феодалов служат родословные. Особую ценность представляют родословные росписи кабардинских князей и мурз, сохранившиеся в русских родословных книгах XVII в. и составленные, очевидно, по показаниям служивших на Руси князей Черкасских.
Социальные отношения внутри феодальных владений не раскрыты документами русских фондов с той же подробностью. Здесь каждое указание, особенно местных документов, должно быть учтено, каждый местный термин подвергнут изучению, их русифицированные формы должны быть отождествлены с местными прототипами. В других случаях, наоборот, нужно вскрыть местные отношения за привычными для русских служилых и приказных людей русскими терминами.
Такая работа позволяет восстановить социальную лестницу в кабардинских и дагестанских владениях XVI— XVIIвв. по современным источникам и сопоставить их данные с данными XVIII—XIX вв.
Так, русские документы XVIв. в качестве наиболее влиятельных после князей групп населения в Кабарде называют «козларов» и «дужнюков». Изучение фамилий «козларов» XVI в. заставляет видеть в них «тлакотлешей» — наиболее привилегированный после «пши» князей феодальный слой Кабарды. Чрезвычайно интересны собранные в Терском городе сведения о роли в Кабарде конца XVI в. одного из «козларов» — «именитого человека» Хотова Анзовурова, в котором нельзя не видеть предшественника известных по позднейшим источникам «кодзов». Термин «дужнюки» русских документов XVI—XVII вв.—русифицированная передача кабардинского термина «деженуго».
