Важнейшим источником для определения характера повинностей крестьянского населения шамхальства в средние века является перечень доходов шамхала, известный в нескольких близких редакциях. Одна из них включена в Тарих Дагестана Мухамеда Рафи, писателя, по мнению исследователей, XIV века, но, может быть, является позднейшей вставкой; другая дается Бакихановым в его написанном в первой половине XIX в. труде «Гюлистан-Ирам», причем Бакиханов относил этот перечень к IX или X в. гиджры (к XV—XVI вв.), т. е. к тому времени, когда шамхалы владели большей частью Северного Дагестана. За исключением одного случая, подати, названные в перечне, натуральные, главным образом скотом — овцами, баранами, быками, лошадьми, буйволами, а также хлебом, рисом, маслом, медом, рыбой; в двух случаях указаны изделия: от округа Андиб — 8 войлоков (в другой редакции или переводе от обитателей дер. Анди — 8 штук шерстяной ткани) и от деревни Зерех-Геран, т. е. от известного своим металлическим производством дагестанского селения Кубачи, — 30 ружей, (в другой редакции или переводе — 30 мер пороху). Особенно интересно указание на подати скотом с гор, т. е. за позволение пасти скот на пастбищах той или иной горы.
Для времени, к которому относится перечень, дань с узденских селений, которую собирал шамхал, совпадает с феодальной рентой. К XVIII в. положение стало иным — феодальные владельцы захватывали в собственность летние пастбища — пастбищные горы — и зимние пастбища — кутаны, взимая плату баранами и овцами за разрешение крестьянам пасти на них скот. Эта "пастбищная рента" отмечена советским исследователем в качестве одной из характерных черт феодальной эксплуатации в Дагестане.
В шамхальстве XVII в. видим зачатки феодальной администрации — визирей, казначеев, приказчиков; в начале 1650-х годов дворы послам в Тарках отводил пристав шамхала; прием происходил в «гостиной палате». В «палате» принимал шамхал и проезжавшего через Тарки Арсения Суханова; при приеме переводил местный толмач. Высшими духовными лицами были мусульманские шейхи. Однако надо подчеркнуть примитивность администрации и патриархальные ее формы. Кумыкские владельцы сами отправлялись в поездки по аулам для сбора ясака. При ханских дворах имели значение аталыки — дядьки и имельдеши — молочные братья. От лица сыновей шамхала Ильдара в 1637 г. вел в Москве переговоры их дядька Томулдук, бывший доверенным лицом и самого шамхала и не раз приезжавший от него в послах. В 1640—1650-х годах переговоры в Москве вел имельдеш эндерейского владельца Казаналыпа Магомет. Известно прозвище одного из аталыков — «Седая борода».
Обычай куначества имел значение не только в быту, но и в отношениях политических. В 1651 г. шамхал писал астраханским воеводам об обычае, по которому «мы, кумыки, искони от отцов своих конаков имеем и бережем», и оправдывал им свои связи с враждебным Русскому государству ногайским мурзой.
Неразвитость феодальной администрации позволяла «черным людям» — узденству — держаться довольно независимо и оказывать влияние на политические дела. Характерны слова жившей во дворе шамхала полонянки-киевлянки, сказанные ею Арсению Суханову в Тарках в начале 1650-х гг., о том, что в шамхальском дворе «блюдутся крепко от кумыков». И в 1718 г. шамхал так говорил о жителях шамхальства: «У нас люди вольные, сегодня меля слушают, а завтра к другому владельцу уйдут».
Основной формой классовой борьбы крепостного крестьянства и рабов было бегство. Одним из постоянных вопросов переписки кумыкских феодальных владельцев с русскими воеводами Терского города был вопрос о тяглых людях и ясырях, ушедших в нерусские слободы Терской крепости или в казачьи городки.
Так, в начале 1630-х годов посол шамхала Ильдара Томулдук подал в Москве челобитье о том, чтобы терские воеводы сыскали и отдали ему бежавшего от него с женою «человека», «родом черкашенина» (очевидно, кабардинца), которого он купил в Терском городе у кабардинского мурзы и увез с собою в Кумыки. По расспросам выяснилось, что «тот человек от Томулдука збежав, пришел на Терек в казачьи городки и жил у казаков, от Томулдука таясь». Несмотря на «многое челобитье» Томулдука, терским воеводам не удалось найти беглеца — очевидно, терские казаки, чаще всего также беглые из Руси люди, приняли его в свою среду. Московское правительство и местная, терская, администрация решили вопрос о беглых так, чтобы «не отогнать» кумыкских владельцев. С этой целью было постановлено беглых, «кроме русских людей», выдавать, но многие из бежавших крестились в Терском городе, чтобы избежать неволи. Шамхал в 1633 г. просил за таких «цену платить, потому что ко мне многие мои люди приходя негодуют, что им в тех людех ставятца убытки великие и ставятся безлюдны». Особенно часты были случаи бегства в Терский город и к казакам из Эндерейского ханства, самого северного из кумыкских феодальных владений. В 1640-х годах посол эндерейского владельца Казаналыпа жаловался в Москве, что из Эндери «холопы и рабы бегают в Терский город». Несколько позже Казаналып писал в Москву о том же, прося выдавать ему беглых «тяглых и подданных людей».
Значительными фактами социально-экономической и политической жизни Дагестана надо считать записи права. Сохранились постановления уцмия Рустем-хана кайтагского и овод законов Умму-хана аварского; исследователи относят оба эти памятника к первой половине XVII в.; об адатах Гидатлинского «вольного общества» будет сказано ниже.
Если авторы дореволюционного времени особенно подчеркивали отражение в «постановлениях» уцмия и в сборнике законов аварского нусала обычного права горцев Дагестана, адатов, то советские исследователи рассматривают их как памятники, возникшие в период развития феодальных отношений: феодальные владельцы, вынужденные считаться с нормами древнего обычного права, вносят в записи права изменения, отражающие уже новые явления социальной жизни.
Изучение обоих памятников затруднено состоянием дошедших до нас текстов и отсутствием комментированных научных изданий: постановления Рустем-хана известны по переводу на русский язык с арабского, сделанному в 60-х годах XIX в. Арабский текст законов Умму-хана аварского был обнаружен X. О. Хашаевым лишь в 1940-х годах и издан в 1948 г. в переводе на русский язык. Особые трудности возникают при переводе на русский язык арабских терминов и при их толковании, на что и указывают исследователи текстов. Можно сказать, что углубленное исследование того и другого замечательного памятника лишь начато. Здесь ограничусь некоторыми немногими указаниями.
Постановления уцмия Рустем-хана — основной источник для изучения социального строя уцмийства Кайтагского в XVII в., отражающий борьбу крестьянских общин против притязаний феодалов-беков. В тексте постановлений упоминаются беки, чанки, уздени-крестьяне, «общества» (т. е. сельские общины-джамааты или их союзы), рабы. Одна из статей напоминает, что «в государстве без правителя, в обществе — без суда, в стаде — без пастуха, в войске без разумного, в селе без головы — добра не будет». Для чтения постановления было нужно письменное разрешение бека с приложением его печати, в противном случае взыскивался штраф в пользу бека — лошадь. С не выехавшего по тревоге вместе с беком устанавливается штраф, в 10 раз больший, чем с не выехавшего по тревоге «с обществом»; устанавливается штраф с «неявившихся по призыву бека на суд»; ряд статей направлен на ограничение таких обычаев, как кровная месть и барантование; за убийство бейского раба отвечает все общество; несколько статей направлено на укрепление мусульманства.