Беспокоит недостаток сухого спирта — «меты». Днем сверху мы видели, как медленно двигались с нартами второй и третий отряды. Этак они не поспеют к сроку. В чем дело?

10 сентября. Утро встретили двумя неприятностями. Володя Рацек плохо спал ночь, у него разболелись десны. Погода испортилась, туман и снег. Но, так как по плану к нам должны сегодня притти снизу, то мы решаем все же двигаться вверх, но не всем. Володя Рацек и Женя Иванов остаются ждать Летавета. Он решит, куда итти Володе. Ваня Мирошкин и я уходим.

Снег такой же, как вчера. Два часа плутаем между сбросами и склонами. Туман сгущается, ориентировка потеряна, и мы вынуждены вернуться в пещеру. Снизу никого нет...

«Мета» у нас плохая, разложившаяся, она, видимо, сильно подмочена на складах Всесоюзного комитета, расходуется ужасающе быстро: вместо обычных 12—14 палочек на кипячение миски воды уходит 30—35 палочек. Так «меты» не хватит.

В течение следующей минуты все остальные были уже возле отверстия в снегу. На тревожный оклик ответа не было. Сидоренко быстро приготовился спуститься вниз, к Мухину. Он уже подошел к трещине, как вдруг из нее раздался слабый, глухой крик. Это кричал Мухин. Он пришел в себя и просил спустить веревку. У него еще хватило силы самому обвязаться, но после этого он снова потерял сознание.

Со времени падения прошло не более 15—20 мин., и вот Мухин снова на поверхности ледника. Пролетев в глубину трещины не менее 17—18 м, он получил довольно серьезные ранения. Особенно пострадала нижняя челюсть: кость была переломана в двух местах.

Первая помощь была оказана тут же, на месте. Проф. Летавету, физиологу по специальности, пришлось на время стать хирургом. Большие раны лица были стянуты самодельными скрепками. Для их изготовления использовали жесть консервных банок, — ничего другого под руками не оказалось.

Мы решаем итти вперед, так как нужно выбрать и проложить путь по ребру на востоке, по которому предполагаем начать подъем. Идем медленно. На высоте отсиживание, подобное нашему, всегда сказывается отрицательно на спортивной форме.

Снег такой же глубокий, рыхлый, итти так же утомительно, только подъема почти нет. Через час мы присели и увидели вылезающих на плато альпинистов. Их было трое. Мы стали перекликаться, затем, осмотрев путь впереди, я убедился, что перед нами сброс, а дальше — ровное поле, ведущее к гребню. Путь ясен. Мы решили ждать товарищей. Это были Саша Сидоренко, Женя Иванов и Саша Гожев. Они рассказали нам о случившемся внизу» .

Он оглядывает товарищей. Конечно, высота и усталость сказываются. Все обросли бородами и обгорели, но все же бодрости никто не теряет. Только Саша Сидоренко иногда недовольно хмурит брови.

«19 сентября. У нас такое впечатление, что фетровые валенки «садятся». Они как будто стали теснее и давят ноги. Больше всех недоволен валенками Саша.

Наконец, идем без рюкзаков, налегке. Ничто не мешает, а итти все же тяжело. Главное препятствие теперь — это кошки. Нога кажется пудовой.

Стало еще холоднее. Утром в палатке было на 5—6 см инея. Температура в ней перед выходом, когда солнце нагрело и иней с солнечной стороны стаял, была 22° мороза».

Вершина кажется совсем близкой. Но много еще часов трудного пути до нее. Последнее препятствие — крутой ледяной склон.

Гутман может отметить своеобразный «юбилей»: десять дней прошло, как он вышел из лагеря у подножия вершины. Кажется, как давно это было. Но теперь до вершины уже совсем близко, и на следующий день она будет взята. А главное — все, кажется, идет хорошо. И он вспоминает спуск с Хан-тенгри, когда обмороженные, поддерживая друг друга, напрягая последние остатки сил, они двигались вниз...

Он оглядывает товарищей. Конечно, высота и усталость сказываются. Все обросли бородами и обгорели, но все же бодрости никто не теряет. Только Саша Сидоренко иногда недовольно хмурит брови.