Несостоятельность этой попытки Делиля сложить ответственность за свою бездеятельность в области картографии на Кирилова становится совершенно очевидной, если вспомнить, что после того как в его руки уже после смерти Кирилова были переданы все картографические материалы, то в деле составления русских карт не только не произошло каких-либо заметных сдвигов, но, наоборот, в 1738—1739 гг. оно почти совершенно заглохло, и Академия наук вынуждена была передать в 1740 г. эту работу группе ученых, которые, как было указано выше, успешно и завершили ее в 1745 г.
После отъезда Кирилова в Оренбургскую экспедицию Делиль при содействии президента Академии наук И. А. Корфа добился указа от 30 июня 1735 г. о передаче находившихся в Сенате ландкарт и геодезистов в введение Академии наук [44, стр. 117]. Однако содержавшееся в этом указе предписание Академии наук по всем вопросам, касавшимся геодезистов и географических карт, «иметь сношение со статским советником Кириловым» как бы подчеркивало ту главенствующую роль, которую играл и продолжал играть Кирилов в топографо-картографическом деле.
Тесная связь, существовавшая между Академией наук и Кириловым, не оборвалась с отъездом последнего в Оренбургскую экспедицию. Приехав в конце 1735 г. по делам службы в Петербург, Кирилов счел необходимым зайти в Академию наук и передать в Географическое бюро для снятия копий новую, составленную им карту Башкирии и план крепости: Оренбург. При этом он обещал содействовать Академии наук в составлении Генеральной карты Российской империи, а на следующий день после этого посещения, 17 января 1736 г., в журнале Географического бюро было записано: «Геодезист Арсеньев был вчера у г. Кирилова. Последний дал ему в качестве образца карту, в соответствии с которой должны быть раскрашены генеральные карты, и так как он просил, чтобы мы возможно скорей скопировали карту, которую он нам передал вчера, то Делиль поручил эту работу Корчебникову. Арсеньев же был занят ракрашиванием карт Кирилова».
В этот же приезд в Петербург И. К. Кирилов виделся с президентом Академии наук И. А. Корфом, которому пообещал прислать из Уфы оставшиеся у него карты. Однако тех карт, которые были в переданном ему списке, составленном Делилем [44, стр. 131 —132], у Кирилова не оказалось. 20 апреля 1736 г. Кирилов сообщил Корфу, что не сможет прислать всех карт, требуемых Делилем, «понеже, — писал он, — требуемых многих ландкарт еще не точно не учинено, но и описи не было; ибо сколько к тому охоты моей было, дабы всем местам ландкарты зделать, но столко и препятствовали в бытность при Сенате канцелярские дела, а, наконец, в здешней отлучке произшедшее беспокойство» [44, стр. 132—133].
За время своего пребывания в Башкирии Кирилов, несмотря на все трудности походной жизни, поддерживал с Академией наук постоянную связь. Он по-прежнему обращался в Академию со всякого рода просьбами, касавшимися печатания его карт, высылки различных книг, журналов, учебных пособий и инструментов, присылки в экспедицию необходимых ему специалистов, в том числе ботаника Аммана, архитектора Шеслера, математика и астронома Джона Эльтона и т. д. Он продолжал с неослабным интересом следить за научной деятельностью Академии и особенно в области картографии. Вместе с тем он и сам не забывал время от времени сообщать в Академию о своих достижениях в области предпринятых им в экспедиции работ по изучению природных, экономических и бытовых условий края и присылать собранные гербарии и коллекции минералов.
Так, 16 декабря 1734 г., посылая в Академию наук каталог трав и кореньев, собранных «обретающимися» с ним ботаником и аптекарем, он обещал аккуратно доносить о всех найденных металлах и минералах [44, стр. 111]. В следующем письме, от 20 апреля 1735 г., он писал Корфу: «А что касается до натуральных вещей, тех до шестисот разных сортов собрано: а когда бог поможет Уралские горы и Яика и Белой рек береги и далее к Аральскому морю хорошенько осмотреть, то надеюсь: высокославной Академии вдруг не одну тысячю переслать» [44, стр. ИЗ].
5 января 1736 г. в Кабинет министров поступило доношение И. К. Кирилова о посланных им с «гисториографом Гейн-Зельманом» (Гейнцельманом, — М. Н.) в двух боченках камнях, «сысканных около Оренбурга», и травах, с просьбой, «те каменья и травы» отослать в Академию наук.
Не менее ценными и интересными для Академии наук и особенно для И.-Н. Делиля были сообщаемые И. К. Кириловым результаты картографических работ, как его собственных, так и проводимых геодезистами, равно как и представленная в Академию записка Кирилова «О приведении в совершенное исправление Российской генеральной и партикулярных ланкарт» [6, стр. 707—709].
23 декабря 1736 г. И. К. Кирилов письмом из Мензелинска уведомил президента Академии наук Корфа о том, что он ничего «достойного к доношению не имеет», так как «все лето странствовал в башкирах, в Урале и за Уралом», что в ландкартах им «некоторое исправление учинено и сочиняютца новыя», которые он надеется «сею зимою» прислать в Академию [44, стр. 139].
Действительно, 21 февраля 1737 г. Киприанов по распоряжению Кирилова препроводил в Академию наук 24 карты, напечатанные Кириловым, в двух экземплярах каждая. Это было последнее «подношение» Ивана Кирилловича Кирилова «высокославной» Академии наук, так как вскоре после этого он умер.
Заботливое и внимательное отношение Кирилова к нуждам и интересам только что основанной Академии наук, постоянная готовность оказать ей помощь и содействие в научной работе и в решении организационных вопросов связали его имя с историей этого учреждения и обеспечили ему право находиться в ряду тех передовых русских людей, которые своими трудами способствовали росту и развитию этого центра русской научной мысли.
