Позднее в другой телеграмме в тот же адрес Трещенков сообщал, что «на Андреевском прииске были попытки к насильственному снятию забастовщиками вновь нанятых рабочих». Поэтому, «ввиду исключительного положения», он ходатайствует о введении в приисковом районе усиленной охраны.

Не один Трещенков готовился к тому, что впоследствии было названо «4 апреля». К нему лихорадочно готовились и правление Лензото в Петербурге и центральные власти, которые стремились не только поскорее разделаться с ленской забастовкой, но и запугать всех рабочих России ввиду начавшегося в стране революционного подъема.

21 марта сам министр внутренних дел Макаров прислал телеграмму начальнику местной команды в Бодайбо, чтобы тот не отказывал «в содействии воинской силой местным властям». Эта телеграмма вселила бодрость не только в жандармское сердце – все местные власти теперь увидели, что им дается свобода действий, неограниченные полномочия в подавлении забастовки.

В заключение Тульчинский считал необходимым предупредить (вернее – пригрозить) рабочих-забастовщиков, что если они 30 марта не выйдут на работу, то на некоторых приисках (Феодосиевском в основном.– М. Л.) под охраной вооруженной силы приступят к работе вновь нанятые рабочие, к которым во избежание несчастных случаев подходить не следует. Что хотел подчеркнуть этот «рабочелюбец», думаю, и без комментариев понятно.

Содержание этих уступок по существу не отличалось от ранее обещанного правлением Лензото: ни одно из важнейших требований бастующих не было принято, к тому же рабочие понимали, что заверения Тульчинского ничего не стоят.

Ротмистр Трещенков менее всего думал о мирной ликвидации забастовки. Он намеревался сломить организованность рабочих путем ареста центрального и приисковых забастовочных комитетов, надеясь, что после этих арестов забастовка самоликвидируется. Только благодаря энергичным действиям большевиков провокация Трещенкова провалилась и на этот раз. Но стало очевидным, что репрессии против рабочих будут нарастать.

В эти дни и «друг рабочих» Тульчинский, по словам меньшевика Думпе и эсера Попова «очень хороший человек», в своей очередной телеграмме иркутскому губернатору писал: «Арестовывание некоторых, оказывающих вредное влияние [на рабочих], представляется желательным», а в другой телеграмме добавлял: «Полагал бы необходимым ...немедленную посылку сюда сотни казаков».

Внешней причиной распада Центрального забастовочного комитета были репрессии, которых испугались члены эсеро-меньшевистской группы. Нижние прииски, за исключением Андреевского, были под влиянием эсеро-меньшевистской группы. Большевиков поддерживали рабочие крупнейших приисков, в первую очередь Феодосиевского, Надеждинского, Андреевского, Миниатюрного, Софиевского, а также рабочие механических мастерских и железнодорожных станций – Александровская, Надеждинская и Феодосиевская. Горняки Дальней тайги тоже считали большевиков своими вожаками. Но Дальняя тайга была далеко, и вся борьба по существу сосредоточилась на Феодосиевском, Надеждинском и других ближних приисках. Днем 2 апреля состоялось экстренное совещание большевиков. На повестке дня стоял один вопрос – продолжение забастовки. Обстановка сложилась трудная. С одной стороны, правление Лензото не шло на дальнейшие уступки, а с другой – велась явная подготовка врагов к расправе с забастовкой силой, возможно с кровопролитием.

Надо сказать, что полицейский аппарат работал неважно: он очень мало знал о внутренних делах забастовки, а главное – о людях. Все знали Баташева и Зеленко, потому что они часто выступали как представители ЦБ. Начальству известны были также Будевиц, Вязовой, Думпе, Попов. Но других оно почти не знало. А насчет агентуры среди рабочих как у Галкина, так и у Трещенкова, не по их вине, конечно, был большой пробел: не нашлось предателей. Поэтому со списком депутатов, подлежащих аресту, эти господа попали впросак.

Вечером 3 апреля к нам в механические мастерские прибыли с Нижних приисков Зеленко и Лесной, которым нужен был инструктаж относительно «сознательных записок» и других вопросов. Оба депутата сказали также, что у них на приисках некоторые рабочие просят забастовочный комитет разрешить им выехать в «жилые места» (конечно, хотели уехать те, у кого были личные сбережения), что ответить этим рабочим? Далее Зеленко и особенно Лесной рассказали о том, что у них, хотя и в малом количестве, появились штрейкбрехеры. Со всеми этими вопросами они и приехали.