Пока шла вся эта переписка, Камо не дремал. Товарищи, сидевшие с ним в одной камере, рассказывали, что единственной мечтой Камо было бежать из тюрьмы и снова броситься в революционную борьбу. О своем решении бежать Камо сказал нескольким хорошо известным ему товарищам, но те отговаривали:

— Через стену перепрыгнешь, а там тебя все равно схватит полиция или пограничная стража!

Это не остановило Камо. Он связался с находившимся на воле большевиком Асатуром Кахояном, разработал план побега и точно осуществил его 17 сентября 1904 года, т. е. почти через 10 месяцев после ареста.

Ссылаясь на недавно перенесенный приступ малярии, Камо упросил тюремного врача разрешить ему отдельные утренние прогулки. Гуляя в яркое солнечное утро по двору, Камо исподтишка наблюдал за тенью часового. Тот засмотрелся на бродивших по двору свиней, которых арестованные научили проделывать разные смешные штуки. Выбрав удобный момент, Камо подпрыгнул, схватился за решетчатое окно камеры и оттуда перескочил на стену. Молниеносно перемахнул он через стену и тяжело упал на улицу. С трудом встал на ноги, осмотрелся — на улице было пусто. Оправив тужурку, он пошел к ближайшему углу и, наняв извозчика, благополучно прибыл по ранее данному ему адресу. Друзья радостно встретили Камо и хотели щедро одарить извозчика. Но предусмотрительный Камо уговорил товарищей не делать этого, чтобы не возбуждать подозрений у извозчика.

«Я никогда не забуду того прекрасного чувства свободы,— вспоминал много лет спустя Камо,— когда я перепрыгнул через стену и очутился на воле. Ярко сияло солнце, вблизи плескалось море, и свобода, полная свобода после тюрьмы. Хотел бежать, боялся, весь превратился в зрение — не видит ли меня кто. Никогда потом не переживал я такого полного чувства радости»

В тюрьме хватились Камо только днем, когда приехал адвокат для беседы с ним.

А Камо, выкрасив волосы, 1 октября, в день какого-то церковного праздника, в новой черкеске, которую достали друзья, поехал на вокзал в сопровождении двух партийных товарищей — Вано Каландадзе и Элисо Ломинадзе.

В вагоне расположилась веселая компания подвыпивших грузинских князей, всю дорогу до Тифлиса гремела музыка. «Я назвался имеретинским князем,— вспоминал Камо.— Все за мной ухаживали, я для них играл на зурне. Когда мы стали подъезжать к вокзалу, я поспорил с одним князем, что ему не пройти всю платформу, играя на зурне. Он хотел непременно выиграть пари, пошел с зурной и толпа с ним, а я воспользовался суматохой, нанял извозчика и скрылся».

Вырвавшись на волю, Камо, не теряя ни часа, вновь отдался любимому делу. Не успел батумский полицмейстер разослать во все концы Кавказа сообщение о побеге Камо, как он организовал в Тифлисе новую типографию. Поселился Камо вместе со своим товарищем — наборщиком в одной комнате. Он выдавал себя за ученика землемерного училища, носил соответствующую форму. Так они жили и работали, не возбуждая подозрений.

Камо с первых лет своей революционной деятельности проявлял необычайную изобретательность и дерзость в организации и налаживании подпольных типографий, в способах транспортировки и распространения партийной литературы. При этом он никогда не упускал случая поиздеваться над полицейскими и жандармами, любил одурачить шпиков, артистически перевоплощаясь то в торговца, то в князя, то в студента, то в крестьянина, а то и в прачку.

С. Медведева-Тер-Петросян пишет по этому поводу в своей книге «Герой революции»:

«Вот бежит по улице кинто (тифлисский уличный торговец). На голове у него корзинка с овощами. Он энергично работает локтями, пробираясь через пеструю галдящую южную толпу. Перекрестные шутки, острое словцо звучат там и здесь, да и кинто наш не лезет за словом в карман. С безмятежным видом идет он мимо постов и не «чующих правду» шпиков. Так Камо переносит литературу или шрифт.

Вот в вагон второго класса входит чистенький, в новеньком мундирчике студент-технолог. По всему видно, что маменькин сынок. Барышни и дамы благосклонно посматривают на симпатичного спутника, подвигаются, дают ему место. В приятной беседе проходит время. Приехали. Наш герой (это ведь Камо) берет свой столь же респектабельного вида, как и его владелец, чемодан и под носом жандармов проносит свой груз.

Гримироваться он научился так удачно, что при встрече знакомые не признавали его. Как-то под вечер праздничного дня, летом, когда поезд переполнен публикой, устремляющейся обратно в город, в вагон второго класса лезет грязно и бедно одетый крестьянин, с огромной корзиной яиц. Дамы в ужасе:

— Фу, какой грязный мужик!.. Да как смеет он лезть сюда?.. Кондуктор, гоните его прочь!..

— Ради бога, куда гонишь бедного человека? В третьем классе давка, яйца побьются, чем будем торговать?

После долгих переговоров добродушный кондуктор разрешает поставить драгоценную корзину на площадке, и Камо (это опять-таки он), не узнанный знакомыми, ехавшими с ним в одном вагоне и вплотную прошедшими мимо него, благополучно доставляет «яйца», куда они предназначаются».

В своих воспоминаниях Ольга Вячеславовна Спандарян рассказывает: «Первая встреча с Камо, вернее первое впечатление, не вызвало симпатии к нему. Возможно потому, что по рассказам создался обаятельный образ смелого парня, борца за рабочее дело. И вдруг на вокзале передо мной возникает элегантная фигура в коричневом пальто, в мягкой шляпе (все это с иголочки, как говорится), на пуговице пальто висит небольшая покупка, перевязанная красивой ленточкой, в руках тросточка. Через минуту стало понятно, что это маскировка. А еще через минуту, даже после самого незначительного разговора, обретается такая простота и близость, точно мы уже давно знакомы или выросли вместе. Вот это умение всех людей делать своими друзьями, всех располагать к себе было очень ценным качеством Камо».

Характерный эпизод, ярко рисующий методы конспиративной работы Камо, рассказал Максиму Горькому старый революционер Н. М. Флеров.

«В Баку, на вокзале, куда Флеров пришел встречать знакомую, его сильно толкнул рабочий и сказал вполголоса:

— Пожалуйста, ругай меня!

Флеров понял, что надобно ругать, и пока он ругал,— рабочий, виновато сняв шапку, бормотал ему:

— Ты — Флеров, я тебя знаю. За мной следят. Приедет человек с повязанной щекой, в клетчатом пальто, скажи ему: «Квартира провалилась,— засада». Возьми его к себе. Понял?

Затем рабочий, надев шапку, сам дерзко крикнул:

— Довольно кричать! Что ты? Я тебе ребро сломал?

Флеров засмеялся:

— Ловко сыграл? После я долго соображал: почему он не возбудил у меня никаких подозрений и я так легко подчинился ему? Вероятно, меня поразило приказывающее выражение его лица; провокатор, шпион попросил бы, не догадался приказать»