Представляем маршруты по Приэльбрусью, восхождение на Эльбрус, теоретическую информацию
ПРИЭЛЬБРУСЬЕ   ЖДЁТ   ВАС!      НЕ   УПУСКАЙТЕ   СВОЙ   ШАНС!
  • ОРОГРАФИЧЕСКАЯ СХЕМА БОЛЬШОГО КАВКАЗА Стр. 1
  • Гигиена массового спорта. Глава II. Рациональный суточный режим
  • Этажи леса
  • МИНЕРАЛЬНЫЕ ВОДЫ КУРОРТА НАЛЬЧИК
  • Карта маршрута "Путешествие вокруг Эльбруса". Масштаб 1:100 000
  • Ложь и вероломство — традиционное оружие дипломатии германского империализма
  • Неплохая карта Эльбруса и части Приэльбрусья. Масштаб 1:100 000
  • Горная болезнь. История изучения
  • Краски из растений
  • ПОДВИЖНЫЕ ИГРЫ. ЛЕТНИЕ ИГРЫ. Стр 26
  • «    Март 2024    »
    ПнВтСрЧтПтСбВс
     123
    45678910
    11121314151617
    18192021222324
    25262728293031

    Василий Лебедев. Обречённая воля, 1969 г. Часть 2 Патриотическое

    5

    В зиму еще не верилось: мало ли было годов, когда на Покров надувало снега, а потом, глядишь, все растаяло, растеклось и ушло по мелким степным речушкам, влилось в безымянные озерца. Так было и в тот год. Выпал снег, но по всему было видно, что это еще не зима,— по сухости еще не полившихся спорой осенней влагой балочных теклин, по смелости засидевшихся перелетных птиц. Но снег есть снег. Поныли порубленные стариковские кости — выпал снег, а если он выпал, надо собираться казаку по первопутку на зверя. Нет отраднее в лесу того времени, когда снег неглубок и лежит рассроченный свежими звериными следами. Тут не собака — человек понюхает и тот учует живую лапу зверя. В такое время не зевай, тогда с мясом будешь всю зиму, казак, ведь на царево жалованье много мяса не напокупаешь у купцов. Весной, опять же, шкуры пойдут на царицынский, а не то на черкасский или воронежский торг. Там купит казак зипун новый, прихватит тихонько пороху, свинцу, а если денег много — пистолет или саблю, побалует детишек, коли есть они, сладкими марафетами. Не пропусти, казак, первопуток!

    Кондратий Булавин недели три дожидал этого дня. Всю дождливую осень он не был с семьей — бродил по Дикому полю, все присматривал что-то. Ночевал в буераках с гулящими людьми, гутарил с калмыками, видался с атаманами терских станиц. Недель пять назад встретил в степи Голого. Тот вел на север целую тучу беглых. Булавин насоветовал им до весны развалиться на толпы поменьше и податься на реку Хопер, подальше от шляхов, в лес, дабы пересидеть там в земляных норах, а по весне рубить свои городки. Никита Голый увел людей и вдруг снова объявился, уже в Трехизбянской, у Булавинского дому. Выпятился во всю свою ростину на седле, шапка выше окошка.

    —      Эй! Православные! Кондрат, волк тебя заешь!

    Булавин был на конюшие, лошадь досматривал. Вышел на баз.

    —      А! Здорово ночевал, атаман!

    —      Слава богу, Микита. Ты чего объявился?

    —      Али но рад?

    —      Как не порадеть доброму казаку. Ставь коня, заходи в избу, нас все равно много.

    —      Да не до гостеваний сейчас,— вздохнул Голый, по спешился. Оглядел пустынный баз, освеженный первым снегом, но все же оттянул хозяина подальше от избы.— А хороша пороша!

    —      Дело молви! — крепко пробасил Булавин.

    —      Дело не ворона: не каркнет, а скажется...

    —      Всяко дело толком красно,— как бы возразил Булавин и прищурился.— А у тебя ныне глаза не речисты. Молви!

    —      И рад бы красно молвить, да душа не велит... Ныне снег землю обелил, а на сердце мгла, Кондрат. А все оттого, что внове нет спокою на Диком поле. Внове, слышно, заявились из Москвы гости незваные. Землю межевать прибыли. Всех нас — коренных казаков и беглых — всех в крепки бумаги пропишут, станут по головам считать, что горские князья баранов.

    —      Откуда вести?

    —      Из Воронежу с верфей человек бежал, он и сказывал, что-де прибыл на Воронеж зело большой боярин, едва по самому Апраксину ровня будет, ему-де, боярину, царь волику силу дал. Ему-де и беглых с Дону отпрядать велено.

    —      Ноту такой силы! Нету, Микита! А где тот человек с верфей?

    —      Ушел с Рябым на битюгские земли. Рябой скалился, что на тех землях превелико пашеничка родится, пошел молотить...— Голый спрятал в прищуре смех, кивнул на снег: — Самое время молотить!

    —      Дурак твой Рябой. Встренешь где — дай оплеуху, понеже ныне донскому казаку не разбоем сердце тешить надобно, не по буеракам преть, а в большом деле копниться, на то година, чую, страшная грядет...

    Никита Голый задумчиво гладил теплую морду коня. Слова Булавина поостудили его, но было видно, что те мысли, с которыми он прискакал, еще не покинули казацкую голову. Он поцапал бороду — засветилась она серебром. Решился:

    —      А я мнил, что присоветуешь всем ближним станицам выйти на другого зверя по первопутку-то...— Голый вперил в Булавина угольно-черные глазищи.

    —      Негоже, Микита. Широки твои плечи, костисты, токмо ныне силу надобно в ином месте искать — повыше чуток... Наш первопуток еще не лег: мало следов звериных.

    —      А по мне и совсем бы их не было! Мы с казаками головами сошлись и прикинули: коль ныне ударить по Воронежу — пустить в небо все их корабельные верфи, всех Апраксиных, да Колычевых, да иных московских прибыльщиков и дьяков порубать — не станет у большого медведя берлоги. Распылим мы тем налетом мосточек из Москвы в Азов. Вот чего мы сдумали...

    —      Сдумали! — сорвался Булавин, но осекся, увидев, что вышла из избы жена брата Ивана, раздышал кипяток, буркнул: — Давно мой батько говаривал: мертвому — вечная память, дураку — со святыми упокой... Пошли в избу вечерять! Эй, Микишка!

    Из избы пулей вылетел сын, окинул баз по-зверьковому, быстроглядно, и все понял. Кинулся в одном лапте по снегу, посвечивая розовой пяткой, выхватил у Голого повод и повел коня в конюшню.

    —      Охолонись, Микита,— Булавин двинул ручищей по спине Голого, повел в избу.— У тебя глаза во лбу — по ложке, а не видят ни крошки! Гляди!

    Булавин выставил указательный палец и двинул им Голого в поддых.

    —      Чего ты меня, как девку красную, бодаешь?

    —      То-то, бодаешь! Я тебя единым перстом пырнул — тебе токмо смешно, а ежели я тебя всем кулаком шаркну — закатятся твои пресветлые очи навек! Вот и посуди сам: с руки ли ныне десятку станиц в велико дело встревать? Оно, дело-то, зреет, оно позовет весь Дон и запольные реки — вот когда приезжай ко мне! — Булавин пропустил Голого вперед, а перед самой дверью добавил: — Ежели бы нам астраханский огонь сюда залучить, слить бы тот огонек воедино...

    —      Максимов письма астраханцев рвет!

    —      Темный человек Лунька. Недаром он черной шерстью взялся, ровно леший! Ну, иди, иди: ждут нас вечерять!

    Булавин посадил гостя в красный угол — меж братом и собой.

    —      Чего-то сумрачно, Анна...— заметил жене.— Засвети-ко лампадку пред отцовой иконой!

    Фитиль затеплился, окреп, и вот уже кроваво-красными брызгами лег на стены, на пол, на стол и на людей багровый отсвет старого лампадного стакана — тревожный свет разинских времен.

    Никита Голый попригладил свои натопорщенные было перья, отошел. Ночевал у Булавиных две ночи и тоже собрался в лес погульбовать за зверем. Трехизбянцы взяли иностаничника без слов — знали Голого по походам. Иные слышали, что в бою он лих, а на досуге брюхо с ним надорвешь.

    Поутру выехали верхами десятка два казаков с пиками, ножами, с арканами, кое-кто — с огненным боем.

    —      Голый,— спросили казаки,— где ныне зверя больше?

    —      Больше, чем в Айдарском лесе, нигде нет! У Сеньки Драного!

    —      Больше, чем в нашем? Да истинно ли ты гутаришь, Голый?

    —      Истинно! Там на косых по одному ходить нельзя.

    —      Это отчего так — нельзя? На тушканов-то?

    —      Их там столько, что нападут и обдерут тебя, как осину!

    —      Ах ты, анчуткин рог!

    —      Ах, кляп те в уста!

    —      Враки!

    —      Истинно! — божился Голый — и хоть бы улыбка на черном большеглазом лице.— Лисы, уж на что не страшны им зайцы-тушканы, и те ходят косяком. Боятся. Тут я еду днями и вижу: прет косяк лис. Куда, патрикеевны,— спрашиваю — не на зайцев ли тушканов?

    —      А они тебе чего, Голый?

    —      А они молчат. Страшно, видать, не до разговоров, сели округ да озираются.

    —      Ты, Голый, не сомущай казаков, а скажи по правде: много в Айдарском лесу зверья?

    —      По делу говорю тебе, Кондрат: больше, чем в нашем лесу, нет зверья нигде. Я летом медведя видал. Идет, толстопятый, а сам весь голый. Чего, спрашиваю, не одет? Хошь бы, гутарю, зипун надуванил где-нибудь в крымской стороне. А он мне: отстань, Голой! Не до тебя! Я шерсть всю белкам роздал еще с весны, их столько ныне народилось — страсть! Грозились-де шишками закидать, коль шерсти на гнезда не дам! Хитрый медведь, только я не дурак: прижал его рогатиной к сосне — говори, куда шерсть подевал? Ну, тут делать ему нечего, и признался медведь: царевы, гутарит, прибыльщики да бояре шерсть пощипали всю на чулки.

    —      Куда им чулки — дома сидеть?

     

    —      И-и-и! — гикнул Голый.— Да они, бояре-то, ныне и зимой собрались воевать со шведом, а как тут воевать, коли ноги зябнут?

    —      Да, в холоде не навоюешь...

    —      А волки у вас ныне есть? — опять крикнул брат Булавина.

    —      О! Слышали, люди добрые? Никто про волков не спросил, а Иван спросил. Всем ведомо, сколько у нас волков, Иван.

    —      Сколько?

    —      А столько, что по понедельникам и по постным дням они прямо в кабаки заходят, пьяных лижут, как собаки, ей-богу! Откуда вы? — спрашиваю раз, а они мне, хвост поджав: с-под Воронежу, Голой! С-под Воронежу!

    —      А почто пожаловали?

    —      Как почто? — опять изумился Голый.— Да там у них, у волков-то, весь лес царевы слуги свели, жить им стало негде!

    —      А не от новой ли моды бежали волки? — прищурился Булавин.

    —      Да, да! И от брадобрития стреканули к нам!

    —      Стой, казаки! — Булавин выскакал вперед, поднял руку.— Верно Голый помыслил: из тех краев ныне не только человек, но и зверье в бега пустилось. Покою не стало, лесу не стало, корму не стало! Этакое и зверью внове, подался зверь от тесных земель да непокойных лесов сюда. Верю я Голому, есть в Айдарском лесу зверье.

    —      Много зверья! — Голый снял трухменку и перекрестился для верности.

    —      Ну что, атаманы-молодцы! — крикнул Булавин.— Поедем в Айдарский лес?

    —      Поедем! — крикнули дружно.

    —      А походным атаманом пусть будет у нас Микита Голый!

    —      Пусть Голый! Веди, Голый, в свой лес!

     
    Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.

    Другие новости по теме:

  • Новая дипломатия — новые люди
  • Введение
  • Начало революционной деятельности
  • Работа в министерстве иностранных дел России
  • Плоды невежества
  • Главная преграда для подрывных акций
  • С дипломатическим паспортом. Часть 2
  • Герой Чонгара
  • Воспоминания о Ленских событиях 1912 года. Стр.60
  • Воспоминания о Ленских событиях 1912 года. Стр.1


  • Сайт посвящен Приэльбрусью
    Copyright © 2005-2019