Мы оказываемся на небольшой площадочке, на которой можно слегка передохнуть, чтобы двигаться по новой наклонной стенке, перерезанной косой трещиной. Продвинувшись по большой полочке, движемся по рядам параллельных узеньких карнизов, подолгу выбирая уступы для страховки. Вот это и есть настоящее лазание. Весь сложный арсенал многообразной техники скалолазания находит здесь широкое применение. Узкие, чуть заметные полочки чередуются с трещинами, в которые с трудом можно заклинить кисть руки. За гладкими плитами, требующими особого внимания и напряжения, торчат отвесные углы, где приходится лезть в распор.

К середине дня снова оказываемся в тупике – узкой оледенелой расщелине, переходящей в близкие к отвесу скалы. Снова стучит молоток, и метр за метром ползет наверх за Абалаковым веревка. Снова томительно долго вытаскиваем по веревке цепляющиеся о камни рюкзаки. Снова долго мучается Николай Гусак, в самых невероятных положениях выбивающий крюки; оставлять их на пути нельзя – впереди еще половина маршрута и вряд ли более легкая.

Стенка остается внизу, и мы примащиваемся на небольшом, чуть наклоненном карнизе, покрытом толстым слоем наплечного льда, а перед нами подымается новая гряда крутых скал. Вечер уже близок, вспоминается рассказ Евгения Абалакова о том, что на этом участке траверса он с Миклашевским никак не могли выбрать места для ночлега. Решаем, что лучше хорошенько потрудиться здесь, чем потом просидеть всю ночь на полочке, где нас застанет темнота.

Летят в пропасть вывернутые камни, глыбами скалываем лед, выравнивая маленькую площадку. В полной темноте расстилаем палатку, вкладываем в нее спальный мешок и тогда уже залезаем сами. Крайний из нас лежит почти на краю, у пропасти, но остальные трое представляют хороший противовес при ночевке в четырехспальном мешке. Вторая четверка расположилась не в лучших условиях. Наш безмятежный сон нарушается лишь грохотом падающих камней и регулярной командой «перевернуться на другой бок».