Говорит мягко, улыбаясь, но – видно сразу – очень решительно. Спорить не будешь. Ах, черт возьми, жалко! В силу своей нескромности я не воспринял его несогласие как непризнание моих литературных способностей. Просто Вадим Петрович из тех людей, которые не любят читать о себе. И я показался себе на его фоне мелким, тщеславным.
Сегодня проводили наверх Юру. Пошел на Плато вести свои гляциологические наблюдения. Веселый пошел, счастливый! «Приходи, – говорит, – Санечка, на «Восток», гостем будешь».
Завтра туда же выходят для акклиматизации и исследований гляциологи Догеров и Арыпханов. С ними идут ребята из спортгруппы. Надо и мне идти. Теперь, после Камня, должно быть легче. Не помру же я на тренировочном выходе. А если и помру, не самая плохая будет смерть. Мне вспомнилось почему-то, как в Доме творчества Союза писателей сидел я в столовой за одним столом с очень старым писателем. Ему было восемьдесят девять лет. Совершенно беспомощный, он все ронял, приходилось заправлять ему за галстук салфетку, чтобы он не пачкал свой костюм. Я пошел в библиотеку, нашел его книгу и стал читать. Она была полна задора, огня, искрометного остроумия. Как мне стало грустно.
Юра ушел. Мы еще не знали тогда, что больше не увидим его.
Он получил желанную вершину ценой своей жизни. Не слишком ли дорогая цена? Что может быть дороже жизни, дарованной нам?! Есть на свете вещи и дороже, например, Родина, любимые люди, честь... Но ведь здесь не было такой альтернативы. Подвиг ради науки? Да, можно и так сказать, но наука не требовала от Юры его жизни. Говорили: «Преждевременно ушел от нас...» Ушел. Очень далеко. Уходит все дальше и дальше...
И все же смерть его – дело случая. Случай в горах. Такой случай может быть и на шоссе, и в лесу, и в квартире... А альпинизм... Альпинизм не риск, альпинизм – искусство с помощью опыта, техники и тактики устранять всякий риск, малейший риск. Юре ли было не знать этого, мастеру спорта, профессиональному горноспасателю?! Нет, альпинизм здесь ни при чем.
14 июля 197... года
Сегодня к нам в палатку заглянул Иван Иванович Бочаров. Нуриса не было. Я посадил Ивана на кусок поролона и сказал:
– Хочу задать тебе один вопрос. Работа экспедиции в самом разгаре, каждый занимается своим делом. Но мы никак не связаны друг с другом. Ты не знаешь, чем занимаюсь я, а я совсем не представляю себе твоих задач. Никакого общего разговора у нас по научным вопросам нет. А можешь ты мне популярно объяснить, для чего все это вместе нужно?
Иван засмеялся, сморщив облупленный уже нос.
– А ты знаешь, что сказал по этому поводу
Максвелл?
— Откуда мне знать?
— Он сказал: «В науке был сделан большой шаг вперед, когда убедились, что не следует начинать с вопроса: «А для чего это нужно?»
— Это ты брось, Ваня, я отлично знаю, что ты человек земной, сугубо практического склада, что ты всегда занимался вещами чисто утилитарными, тут же находящими применение. Недаром ты лауреат Ленинской и Государственной премий. Я серьезно говорю. Хочу знать, какую роль могут играть мои птички, мое чисто фаунистическое исследование в общих задачах нашей экспедиции. И каковы задачи всего нашего отряда?
Бочаров уселся поудобнее.
– Вадим Петрович придает большое значение комплексным исследованиям высокогорья, – начал Иван своим тихим, вкрадчивым голосом. – Ты же понимаешь, что на такие исследования способны только альпинисты. Пусть каждый из нас работает над своей темой. Он потом посмотрит, кто что сделал, как сделал, и тогда направит на главное. Найдет он место и для твоих птичек.
— В чем оно, в чем это главное?!
— Пожалуйста. Одно из направлений нашей работы: на Плато, на скалах пика Кирова, там, где сейчас находится мешковская станция «Восток», будет построен дом-лаборатория. Недавно я видел эскиз этого дома, его внешний вид. Научная фантастика! Он сделан известным архитектором Градовым. Рядом посадочная площадка для вертолетов. Таких вертолетов, чтобы садились на высоте шесть тысяч, еще нет, но они будут. Тут же бассейн. Там есть небольшое озерцо, в теплые дни оно оттаивает и будет использовано для набора воды.
