Три человека прислушивались к шуму ветра и непрерывному шороху снега. На походной кухне доваривалась каша из остатков манной крупы. Все трое обросли бородами; кожа лиц, обожженная докрасна лучами солнца и резкими ветрами, кажется почти черной в полутьме палатки. Люди лежали почти неподвижно: нужно экономить силы, ибо пополнять их нечем.
В ночь на 2 сентября ветер достиг ураганной силы. Под тяжестью навалившегося снега сломалась стойка одной палатки, и вся тяжесть сугроба навалилась на забывшихся тяжелым сном людей.
Ветер выл. Где-то внизу грохотали лавины, обрушивая вниз тысячи тонн снега. А утром буря прекратилась. Исчезли облака, рассеялся окружавший вершину туман/ и свежий снег на гребне засверкал в лучах яркого солнца. Впереди, казалось совсем близко, виднелась вершина пика. Но каждый из троих представлял себе, сколько усилий и почти нечеловеческого напряжения нужно, чтобы до нее добраться, особенно принимая во внимание состояние людей.
Абалаков чувствовал себя сильнее своих спутников; он медленно пошел вперед. Это был мучительный путь. Каждый метр давался насилием над усталым организмом, который требовал раньше всего отдыха и потом пищи. Но воля к победе была сильнее, и на маленьком анероиде стрелка ползет вверх, отмечая, как победы человеческого духа, десятки метров побежденной высоты.
Вот как описывал впоследствии Абалаков последнюю часть пути:
«Начался опять ветер. Белые смерчи пляшут на гребне, резко бьет снег в лицо. Ну, еще немного! Промешиваю ногами глубокий снег последней седловинки. Крутой подъем — и наконец открылся запад. Мощный пик Евгении Корженевской кажется совсем рядом, вот он разгаданный. Прямо на запад дугой уходит хребет с белыми куполами вершин. Внизу, совсем подо мной, как змей чешуйчатый, изгибается мощный ледник Портамбек, а дальше — темные долины, теплая хмарь. Радостно бьется сердце...
Оставляю рюкзак в трещинке, чтобы не сдуло ветром, и быстро по жесткому, как фаянс, фирну начинаю подъем к южной вершине. Удачно выхожу на вершинный гребень по пологим скалам и широким фирнякам. По вершинному, острому, как лезвие ножа, гребню, стараясь с наибольшей силой вонзать кошки и ледоруб и сохранить равновесие под ударами бокового ветра, поднимаюсь к последним скалам вершины. Странное чувство — опасение, что не дойдешь, заставляет нарушить медленный ритм движения... Уже на четвереньках взбираюсь на вершинную скалистую площадку». Победа!
Спуск вниз с двумя больными, изнеможенными спутниками был исключительно трудным и опасным. Однако в лагере «6 400» спускавшуюся тройку встретили один из альпинистов и два носильщика. Эта неожиданная помощь облегчила положение, и все благополучно спустились вниз в ледниковый лагерь.
Малограмотные, плохо понимавшие по-русски жители горных кишлаков — носильщики проявили истинное самопожертвование. Зная о задачах восхождения, больные и обессиленные предыдущей работой, они сами вызвались доставить продовольствие вверх, где люди терпели в нем острую нужду. Этим скромным труженикам, несомненно, принадлежит не последнее место в истории первого восхождения на пик Сталина. Лучшие из носильщиков: Ураим Керим, Зекир Прен и Нишан.
Прошло всего лишь четыре года. Наступил юбилейный 1937 год — страна праздновала 20-легие Октября.
Альпинистский спорт в Советском Союзе достиг большого размаха. Десятки тысяч молодых людей ежегодно проводили свой отпуск в горных районах нашей Родины, совершая увлекательные походы и восхождения. Палатки альпинистских лагерей белели во многих ущельях Кавказа, Алтая и Тянь-шаня. Спортивные победы отмечали растущее спортивное мастерство советских горовосходителей.