Подкупает Е. З. Баранова у горцев нравственная чистота, честность, гордость, обходительность, общительность, гостеприимство. Но при оскорблении горец всегда постоит за себя. И все же, как дальше правильно он замечает, кровомщение в горах «не принимает» широких размеров и его нетрудно предупредить, склонив кровников к примирению.

Примирителями враждующих и вообще судьями при разборе ссор, возникавших между горцами, обыкновенно являлись старцы, выбранные из наиболее почетных и уважаемых народом. «Их называют медиаторами (третейскими судьями) и решением их всегда остается довольна как та, так и другая сторона враждующих».

Действительно, кровная месть в Балкарии уже не имела такого распространения, как у ряда других горских народов. Она была заменена системой выкупов. «Даже умышленное убийство, – замечал С. Давидович, – не подлежит преследованию, если родственники убитого помирятся с убийцей». И платили балкарцы обычно скотом, имуществом, землей, деньгами. Но чаще всего размер штрафа они определяли числом скота, что свидетельствует о значении и роли у них исторически скотоводческого хозяйства. Аналогичный факт зафиксировала у древних кельтских племен Е. В. Гутнова.

Анализируя данные полевого этнографического материала в отношении кровных выкупов, можно заключить, что балкарцы требовали равноценную плату как за случайное, так и за преднамеренное убийство, хотя воспринимали эти факты по-разному. В одной из своих ранних публикаций мы уже приводили пример непреднамеренного (по неосторожности) убийства сыном Азнора Айдаболова своего молочного брата Гиляжи Зарашева. Виновная сторона в качестве платы за кровь отдала довольно большой сенокосный участок, но отношений вражды, какие бывают при умышленном убийстве, между этими фамилиями не было.

Из описания свадебных обычаев интересны приезд родственников жениха за невестой в ее родительский дом, знакомство с новой родней, стремление их произвести на присутствующих благоприятное впечатление. Во время угощения они произносят тосты, демонстрируют красноречие, стараются показать свою смекалку, находчивость, мудрость, участвуют в разного рода состязаниях.

Редко кто из авторов второй половины XIX века затрагивал вопросы, связанные с рождением и воспитанием детей. Баранов же, кроме того, останавливается и на отношении родственников к этому событию, на оказании помощи в процессе воспитания, на некоторых семейных праздниках и торжествах, обрядах, таких, как «курман-лыкъ» и «башикче салыу».

Е. З. Баранов, находясь под влиянием В. Ф. Миллера, одного «из крупнейших исследователей устного народного творчества», записывал и печатал фольклорный материал. Из произведений устного народного творчества горских народов его внимание привлекали сказки и легенды. И большей частью его интересовали такие, в которых отражались мудрость народа и его жизненный опыт. Фольклорные тексты, собранные и напечатанные им, дают возможность современным ученым не только провести анализ фольклорного наследства балкарцев, но и проследить их историко-культурные связи с соседними народами.

Не по силам оказалось путешественнику и уяснение проблемы землепользования в Гунделене. Конечно, он видел, что в связи с топографией местности расположение пахотных участков здесь было сложным – чересполосным. Участки виднелись на холмах, в ложбинах, даже в оврагах. Земельные угодья напоминали умышленно искаженные геометрические фигуры. Если бы Соборнов попытался определить принадлежность этих участков, то выяснилось бы, что некоторым хозяевам принадлежало по одной, две, а то и по три небольшие делянки.

Владельцы уже разделенной земли по установившемуся порядку имели право в своих интересах обмениваться участками, и при этом сход не мог запретить это. Однако во всем остальном семьи села зависели от общины, поскольку земля считалась ее собственностью.

А получалось так в связи с периодическими переделами пахоты в этом образовавшемся после крестьянской реформы селе на основе выделенного государством определенного количества земельного фонда.

М. Ковалевский систему периодических переделов не считал самой архаической формой землевладения, а наоборот – «сравнительно позднего происхождения». Земельная собственность в отличие от родовой и патронимической, характерной для специфического горного хозяйства, в данном случае представляла собой временное владение.

Мисост Абаев (он же Горец) в легенде об образовании Балкарского общества, напечатанной в газете «Каспий» (1899, № 2, с. 2), писал, что сословие патриархальных рабов в нем появилось за счет «взятых в плен от неприятеля, украденных и купленных, в числе их были имеретины, сванеты, осетины, чеченцы, кумыки, кабардинцы и даже попадались русские из беглых солдат».

Миграции населения и образованию новых фамилий из представителей соседних народов способствовало патриархальное рабство.

От балкарского узденя Магомета Темирханова в 1844 году бегут в Коголкино (ныне Урух) М. Хашаев, а в дигорские села М. Тандуев, К. Шангуров и З. Тамазаев.

По документу «Предписание начальника Центра Кавказской линии Эристова приставу балкарских пародов Хоруеву об удержании крестьянина Хуболова в холопстве у таубия Абаева до выкупа» от 1849 года видно, что некий Салат Хуболов, осетин по происхождению, 25 лет назад был куплен Муртазали Абаевым у дигорских старшин Туганова и Кубатиева.

В феврале 1849 года хорунжий Афанасьев купил у чегемца Казн Балкарукова сванского мальчика, проданного Балкарукову несколько ранее сванскими князьями.

В декабре 1860 года от жителя Черекского ущелья Эльмырзы Мисирова бежит в Куртатинское ущелье крепостной Шабей.

Н. Ф. Грабовский в своей статье «Привилегированные сословия Кабардинского округа» (Тифлис, 1870, вып. 3, с. 7) рассказывает, что оскорбление князя считалось у жителей Кабардинского округа «большим преступлением» и что даже в 70-е годы XIX века виновные бежали к «соседним племенам целыми семействами».

В работе «Пять горских обществ Кабарды» Н. П. Тульчинский отмечает, что балкарцы живут большесемейными коллективами, управляемыми старшими по возрасту. Выделяет автор положение старшей женщины в семье, с которой считаются все мужчины и даже глава семьи. Но он, что характерно для многих наблюдателей жизни и быта дореволюционной Балкарии и Северного Кавказа, не понял, в чем суть выражения поклонения старшему поколению, что молодежь видела и всячески ощущала доброе и участливое отношение к ней «отцов и дедов», ценила их за то, что они живут «ради детей и для детей». Неискушенному человеку, путешественнику или туристу, чаще всего не знавшему и не понимавшему обычаев, не чувствовавшему психологии народа, казалось, что молодежь здесь слепо подчиняется старшим. И то, что мы называем большую балкарскую семью «отцовской», вовсе не означает, что она основывалась на голом деспотизме, исключавшем уважительное отношение членов ее друг к другу, понимание чувств, мыслей и желаний каждого, игнорировала человека как личность.

Н. П. Тульчинский, в общем-то верно объясняя причины исчезновения больших семей социально-экономическим развитием общества, считал, что в этом не последнюю роль играли и женщины, обычно редко уживавшиеся в большесемейном коллективе, и разногласия братьев, имевших разный количественный состав своих семей. По мнению автора, разделы тяжело сказывались на материальном состоянии крестьянских семей.