Уже в 30-е годы XIX века традиционный порядок наследования знатью – таубиями – должности старшины юридически был запрещен, однако внедренное веками в сознание горца представление, что старшиной может быть только князь, изживалось сравнительно медленно. «В эпоху своей независимости, – отмечали В. Ф. Миллер и М. М. Ковалевский, – горские татары не знали других старшин, кроме старейших представителей княжеских династий. Они предводительствовали на войне и начальствовали во время мира». И далее они пишут, в частности, о таубиях Чегема Балкаруковых, которые «ни разу не утрачивали своего значения, и как последний отголосок всеобщего к ней (фамилии. – Л. М.) уважения в ауле можно привести факт, что наш хозяин (Миллер и Ковалевский были тогда гостями чегемского старшины. – А. М.) наследовал от недавно умершего отца звание выборного старшины...».
Теперь старшина становился как бы посредником между областным управлением и сельской общиной. Постоянно общаясь со старшинами и феодалами того или иного общества, царские чиновники, преследуя свои интересы, перехватывали у общины право выдвижения кандидатур. И теперь уже сходу они предлагали угодных своей политике людей, причем часто мало заботившихся об интересах жителей общества. Таким образом, избираемые старшины превращались в низшие слои чиновничьего аппарата, стоявшего на страже царского правительства.
Изменялась и форма материального обеспечения сельских старшин, теперь уже получавших, как представители низших административных чинов, жалованье. А выборность заключалась в том, что предварительно подобранную областным управлением кандидатуру утверждали общим голосованием на сельском сходе сроком на один, два, а то и три года.
Главной административной обязанностью старшины, читаем в материалах «Трудов», как руководителя местного органа управления являлось сообщение крестьянам о распоряжениях государственных властей и содействие в проведении их в жизнь, забота о жизненном функционировании общины, неприкосновенности частной собственности, межевых знаков собственности, контролирование деятельности своих помощников и судебных заседаний, своевременного взноса податей и денежных повинностей и сдачи их в царскую казну. Вместе со своими помощниками он следил за исправностью центральной дороги, мостов и оросительных канав, за порядком и дисциплиной в своих селах, выполнением различных общинных обязанностей. Членом сельского правления считался и специальный служитель – бегеуюл, исполнявший обязанности курьера, основной из которых было сообщение о сходе. Бегеуюл, как правило, был из наиболее бедных общинников. Ему платили незначительное жалованье и освобождали от налогов, которые раскладывались на общинников.
Старшина и его помощники сообща обсуждали дела, касавшиеся бюджета и финансов общины, раскладки налогов по отдельным хозяйствам, использования общинного имущества, строительства и ремонта различных сооружений, принятия новых членов в состав общины, выдачи свидетельства на увольнение из общества, разрешения на поездку в город или соседнее ущелье. Члены сельского правления, на которых лежали и полицейские обязанности, несли ответственность за поимку виновников преступления, исполнение решения судебных учреждений и приговоров сельских судов, нередко участвовали в примирении кровников и спорных разделах больших семей.
Высшим органом каждой сельской общины считалось общесельское собрание – тёре, но в реальности, как считали члены комиссии, эта власть в позднее время носила больше номинальный характер. Общинное управление как форма народного правления начало исчерпывать себя уже после превращения военной и родовой знати в феодальную, причем уже тогда сельские сходы потеряли значительные демократические привилегии, что еще более усугубилось дальнейшей классовой дифференциацией и получило окончательную окраску, попав под непосредственный контроль царской администрации. Участие в нем традиционно принимали главы семей – домохозяева, поскольку полноправными представителями от семей могли быть только они. Только им, как основным собственникам общесемейного имущества, ответственным за жизнь, поведение и поступки членов своих семей, предоставлялось право выступать на сходе. Исследователь карачаевского народа Борис Всеволодович Миллер, еще будучи студентом юридического факультета Московского университета, писал, что «через свою главу входит в сношения с местным начальником (он имел в виду члена семьи. – А. М.), аульными властями; с ним имеют дело сборщики податей, падающих на целый двор...». Убедительное свидетельство тому – следующий порядок, сообщенный автору книги информатором сел. Герпегеж Афоем Кучмезовым: «Если кого-либо обвиняли на сходе, а он отсутствовал, это еще как-то воспринималось снисходительно, но если кто-либо из глав семейств не являлся на сход при решении важного для каждого тукума вопроса, его осуждали».
