Даже незначительные по размерам земельные участки, по словам Тульчинского, рассматривались балкарцами, осетинами и другими жителями гор как бесценное богатство: «...эти клочки культурной земли, именуемые обычно земельною собственностью, до того сроднились-срослись в одно целое с хозяином горцем, настолько глубоко внедрились в народном сознании, что горец и помыслить не может, чтобы они когда-нибудь могли быть оспариваемы или отняты. Пашня или поемный луг что часть его самого – его тело и кровь».
Вся семья, включая и детей, читаем дальше, знает, где лежит каждый камешек, где и как проходят границы, качество почвы в сравнении с остальными участками, расположенными в их районе. И автор делает вывод относительно размахов занятий земледелием: незначительность пригодной для хозяйства земли обусловливает второстепенную роль хлебопашества в горах.
Почти во всех публикациях, посвященных балкарцам, Н. П. Тульчинский уделяет внимание системе орошения, изучив ирригационные сооружения в районах Гирхожана, Шашбовата, Тузулгу, Ачи, Шыкы, Безенги, Мухола, Тёбен-эль, Верхнего Кюннюма. Эксплуатировалась действующая система орошения (автору удалось обнаружить остатки более сложных ирригационных сооружений гораздо раннего периода. – А. М.) с учетом поочередного ее использования «числом всех домохозяев» по суточным паям.
Как экономист, Тульчинский не мог не затронуть вопросов качества земельных угодий горцев, стоимости и роста цен на них на протяжении всего XIX века, которые к началу нового столетия он определял как «баснословно» высокие. Однако, замечает автор, повышение цен было не всегда стабильным. Так, в 70-х – первой половине 80-х годов, т. е. после отмены крепостного права, к владельцам перешли «пахотные и покосные участки, а также зимовники и пастбищные пространства» «их бывших подвластных». Реформа оставила хозяев «без рабочей силы», и они вынуждены были земли продавать, а поскольку крестьяне были разорены «выкупом» из крепостной неволи, цена на земли естественным образом упала. Быстрая же продажа излишков земли была вызвана боязнью обобществления земельных угодий, как это произошло с кабардинскими землями в предгорьях Балкарии.
Возвращаясь снова к проблеме стоимости земельных участков в разных балкарских обществах, автор отмечал, что дороговизна и, кроме того, малоземелье заставляли жителей многих, особенно «старых», сел выселяться за их пределы, т. е. Тульчинский невольно объясняет появление патронимических сел позднего периода. Тот факт, что автор прозорливо выделяет растущую остроту земельного голода в Хуламе, Безенги, Верхнем Баксане, – еще одно свидетельство прекрасного знания им жизни балкарского населения всех обществ.
Уже к 1914 году вопрос о выделении вышеуказанным обществам новых земель стоял на уровне областной администрации. Газета «Терские ведомости» (1914, № 798) поместила заметку под названием «Переселение Хуламского общества», в которой говорилось о выделении определенного земельного фонда для жителей Хулама и об организации комиссии по проведению самого переселения.
Годом раньше двадцать семей Урусбиевского и Балкарского обществ были причислены «с правами на земельный надел и другие угодья и обложением с того же времени всеми повинностями к пос. Хабаз.
Н. П. Тульчинский характеризует поселения, жилища и хозяйство горцев. Приводит подробно названия сел и поселков всех обществ (названия, правда, не всегда точны. – А. М.), количество дворов и численность населения, причем отдельно мужского и женского пола.
Надо заметить, что он, как и другие авторы конца XIX – начала XX века, патронимический квартал иногда путает с отдельным селом, ошибается и в численности населения сел и поселков Чегемского общества. Н. П. Тульчинский указывает, что принцип поселения балкарских сел и поселков был поквартальный, но его объяснение расплывчато. Он не увидел того, что во многих кварталах к началу XX века жили уже чужие семьи и даже патронимии. Так, по данным нашего полевого этнографического материала даже в наиболее отдаленном обществе – Безенгиевском, должном, казалось бы, более прочно сохранять устои большой семьи и патронимии, в Безенги смешанным кварталом жили Тюбеевы, Биттировы и Бозиевы, в Тотуре – семьи Жашау Чепкенчиева и его брата и Ельмезовы, а также – Таймаскуловы, Туарчиевы, Махиевы и Созаевы. Более активно процесс смешения кварталов проходил в предгорных балкарских и равнинных кабардинских селах. А у некоторых народов, таких, как цахуры, по данным А. И. Ислам-магомедова, старшие «не помнят даже намеков о потухумном расселении, чтобы квартал занимал только один родственный коллектив».
