Много лет проработав в горах по сбору полевого этнографического материала, не могу не рассказать о тех, кто оказывал нам поистине бескорыстную и существенную помощь порою в очень тяжелых и кропотливых исследованиях, о тех, кого действительно можно назвать «народными историками». Для бесписьменных в прошлом народов полевой этнографический материал – неоценимое богатство, и очень многое уже не удалось бы восстановить, если бы не наше старшее поколение – великий хранитель памяти.

Этнографам, пользующимся помощью информаторов горских народов, повезло, поскольку для населения, живущего в горных ущельях, в прошлом изолированного от бурной городской жизни, где была слабой миграция, далеко не достаточной – информация, характерно более прочное запоминание того, что происходило в их обществе, с их родными, друзьями, современниками.

Живя подолгу в Верхней Балкарии, Верхнем и Нижнем Чегемах, Верхнем Баксане, Терсколе, Гунделене, Баксане, Сармаково, Малке, Втором Лескене, Учкулане, Терезе и многих других населенных пунктах, постоянно переезжая из одного села в другое, не раз возвращаясь к своим старым информаторам для уточнения интересующих нас вопросов, мы собирали материал по общественному и семейному быту, патронимии и сельской общине, хозяйственной деятельности и народным праздникам балкарцев, карачаевцев, осетин и т. д.

При характеристике балкарских поселений авторы «Труда» выделяют патронимические поселки (Озаруково, Жзбоево, Глашево), называя их «родовыми сообществами», которые, по словам последующих авторов, сохранялись и в 20-е годы. П. Максимов выделит такие поселки, как Узденовский, Этезовский, Малкаровский, считая их «закостенелыми пережитками родового строя».

Полигенные села, по описанию членов комиссии, состояли из патронимических кварталов. Причем скученность объяснялась тем, что при разделах больших семей горцы оставались жить в разделенном отцовском дворе: «...при разделах семьи... разделу подлежали также, по обычаю, и усадебные места и постройки для скота; причем отделившемуся члену семьи поступало по одной комнате и угол для скота...».

«Труды» дают большой материал по проблемам сельской общины. В них, в частности, указывалось, что обобщающей формой управления, включавшей родственные, являлось общесельское, а поскольку селения и поселки вместе со своими тукумами и семьями включались в сельские общины, представлявшие низшие территориальные административные единицы, то они подчинялись определенным сельским правлениям.

В 1857 году после административной реформы, упразднения Центра Кавказской линии, в составе Терской области был образован ряд округов. В частности, на территории современной Кабардино-Балкарии – Кабардинский округ, куда вошли Большая и Малая Кабарда и балкарские общества. Были созданы участки: Черекский (Хуламское и Безенгиевское общества), Баксанский (Чегемское и Урусбиевское общества) и Горский.

В работе «Пять горских обществ Кабарды» Н. П. Тульчинский отмечает, что балкарцы живут большесемейными коллективами, управляемыми старшими по возрасту. Выделяет автор положение старшей женщины в семье, с которой считаются все мужчины и даже глава семьи. Но он, что характерно для многих наблюдателей жизни и быта дореволюционной Балкарии и Северного Кавказа, не понял, в чем суть выражения поклонения старшему поколению, что молодежь видела и всячески ощущала доброе и участливое отношение к ней «отцов и дедов», ценила их за то, что они живут «ради детей и для детей». Неискушенному человеку, путешественнику или туристу, чаще всего не знавшему и не понимавшему обычаев, не чувствовавшему психологии народа, казалось, что молодежь здесь слепо подчиняется старшим. И то, что мы называем большую балкарскую семью «отцовской», вовсе не означает, что она основывалась на голом деспотизме, исключавшем уважительное отношение членов ее друг к другу, понимание чувств, мыслей и желаний каждого, игнорировала человека как личность.

Н. П. Тульчинский, в общем-то верно объясняя причины исчезновения больших семей социально-экономическим развитием общества, считал, что в этом не последнюю роль играли и женщины, обычно редко уживавшиеся в большесемейном коллективе, и разногласия братьев, имевших разный количественный состав своих семей. По мнению автора, разделы тяжело сказывались на материальном состоянии крестьянских семей.

Мисост Абаев (он же Горец) в легенде об образовании Балкарского общества, напечатанной в газете «Каспий» (1899, № 2, с. 2), писал, что сословие патриархальных рабов в нем появилось за счет «взятых в плен от неприятеля, украденных и купленных, в числе их были имеретины, сванеты, осетины, чеченцы, кумыки, кабардинцы и даже попадались русские из беглых солдат».

Миграции населения и образованию новых фамилий из представителей соседних народов способствовало патриархальное рабство.

От балкарского узденя Магомета Темирханова в 1844 году бегут в Коголкино (ныне Урух) М. Хашаев, а в дигорские села М. Тандуев, К. Шангуров и З. Тамазаев.

По документу «Предписание начальника Центра Кавказской линии Эристова приставу балкарских пародов Хоруеву об удержании крестьянина Хуболова в холопстве у таубия Абаева до выкупа» от 1849 года видно, что некий Салат Хуболов, осетин по происхождению, 25 лет назад был куплен Муртазали Абаевым у дигорских старшин Туганова и Кубатиева.

В феврале 1849 года хорунжий Афанасьев купил у чегемца Казн Балкарукова сванского мальчика, проданного Балкарукову несколько ранее сванскими князьями.

В декабре 1860 года от жителя Черекского ущелья Эльмырзы Мисирова бежит в Куртатинское ущелье крепостной Шабей.

Н. Ф. Грабовский в своей статье «Привилегированные сословия Кабардинского округа» (Тифлис, 1870, вып. 3, с. 7) рассказывает, что оскорбление князя считалось у жителей Кабардинского округа «большим преступлением» и что даже в 70-е годы XIX века виновные бежали к «соседним племенам целыми семействами».

Не по силам оказалось путешественнику и уяснение проблемы землепользования в Гунделене. Конечно, он видел, что в связи с топографией местности расположение пахотных участков здесь было сложным – чересполосным. Участки виднелись на холмах, в ложбинах, даже в оврагах. Земельные угодья напоминали умышленно искаженные геометрические фигуры. Если бы Соборнов попытался определить принадлежность этих участков, то выяснилось бы, что некоторым хозяевам принадлежало по одной, две, а то и по три небольшие делянки.

Владельцы уже разделенной земли по установившемуся порядку имели право в своих интересах обмениваться участками, и при этом сход не мог запретить это. Однако во всем остальном семьи села зависели от общины, поскольку земля считалась ее собственностью.

А получалось так в связи с периодическими переделами пахоты в этом образовавшемся после крестьянской реформы селе на основе выделенного государством определенного количества земельного фонда.

М. Ковалевский систему периодических переделов не считал самой архаической формой землевладения, а наоборот – «сравнительно позднего происхождения». Земельная собственность в отличие от родовой и патронимической, характерной для специфического горного хозяйства, в данном случае представляла собой временное владение.