В начале 1924 г. советский народ и все прогрессивное человечество постигло величайшее горе. 22 января умер вождь мирового пролетариата, основатель Коммунистической партии и Советского государства В. И. Ленин. «Великан мысли, воли, дела умер»,— говорилось в обращении II съезда Советов СССР к трудящемуся человечеству.
Смерть Ленина потрясла Чичерина. Она была для него личным горем, невосполнимой утратой.
В конце января и начале февраля Георгий Васильевич пишет две большие статьи, посвященные памяти Владимира Ильича: «Ленин и внешняя политика» и «Молодежь должна учиться у Ленина». Он рассказал, как Ленин повседневно руководил внешней политикой и дипломатией Советской республики. В. И. Ленин всегда давал «самый блестящий анализ дипломатического положения, и его советы (нередко он предлагал сразу самый текст ответа другому правительству) могли служить образцами дипломатического искусства и гибкости».
Г. В. Чичерин продолжал с присущей ему страстностью и убежденностью проводить в жизнь ленинские принципы внешней политики. 26 января 1924 г. в интервью корреспонденту французской газеты «Тан» Роллену он говорил: «Ленин начертал нам путь, по которому мы идем и будем идти. Главная идея нашей политики, о которой мы постоянно говорим,— это идея мира. Мы сами хотим мира и хотим содействовать всеобщему миру... Наша мирная политика — это политика созидания. Мы говорим нашему народу, что Советская республика — это мир. Мир не только для развития наших производительных сил, но и для развития мирового производства, неотделимой частью которого является наше производство. Эти идеи, которые мы отстаивали в Генуе, являются одним из творений гения Ленина».
В 1924 г. наша партия и правительство добились признания СССР со стороны большинства капиталистических держав. «Напрасно многие думают,— сказал Чичерин,— что нам нужно какое-то возведение в международный чин. Международный чин нам не нужен. О ярлыке мы не думаем. Признание де-юре интересует нас только как технический и практический шаг, который дает нам облегчение наших экономических сношений. Но это облегчение нужно не только нам, оно нужно и нашему контрагенту».
Полоса признаний началась с февраля 1924 г., когда были установлены дипломатические отношения де-юре с Англией и Италией. Их примеру последовали Норвегия, Швеция, Дания, Греция, Албания, Мексика и Геджас. Все это красноречиво свидетельствовало об упрочении международного положения Советского Союза.
После установления дипломатических отношений начались переговоры с Англией по экономическим и политическим вопросам. Чичерин принимал в них самое активное участие. «Сейчас мы по уши в подготовке переговоров с Англией; денно и нощно совещания и заседания»,— пишет он 11 марта полпреду в Пекине Л. М. Карахану.
Англо-советская конференция завершилась 8 августа подписанием важнейшего документа — Общего договора между СССР и Великобританией.
Выступая на пленуме Моссовета 20 августа 1924 г., Чичерин говорил: «...самый факт подписания английским правительством и Советским правительством этого договора уже является чрезвычайно крупным событием, я даже сказал бы — первым шагом на пути нового этапа наших отношений и, значит, первым шагом на пути новых мировых отношений».
Однако яростная кампания, развязанная против договора реакционными кругами в Англии, сорвала его ратификацию.
31 мая 1924 г., несмотря на противодействие США, Англии, Франции и Японии, советский представитель в Пекине Карахан подписал с уполномоченным китайского правительства соглашение, положившее начало официальным отношениям между двумя государствами. Г. В. Чичерин назвал это соглашение «крупным историческим актом».
В мае 1924 г. во Франции состоялись всеобщие парламентские выборы, на которых победу одержал «левый блок» во главе с Эдуардом Эррио. Чичерин давно знал его, не раз встречался с ним, обменивался дружескими письмами. Еще в письме, направленном Георгию Васильевичу в Лозанну по случаю Нового,
1923 года, Эррио выразил пожелание, чтобы этот год стал годом возобновления отношений между Францией и Россией. «Да, дорогой друг (если Вы позволите так называть Вас),— писал он,— будем оставаться в контакте. Известите меня, могу ли я быть чем-нибудь Вам полезным. Если я не могу достигнуть успеха, когда Вы будете ко мне обращаться, я скажу это Вам откровенно, и Вы не будете на меня сетовать. Если я буду иметь успех, я буду очень счастлив».
В июне 1924 г. было сформировано новое французское правительство, в котором Эррио занял пост председателя совета министров и министра иностранных дел. В результате появилась реальная возможность установления нормальных советско-французских отношений.
28 октября 1924 г. правительство Эррио заявило о своем признании де-юре Советского Союза. «Позвольте мне направить Вам,— писал Чичерин,— мои горячие поздравления по случаю события, которое открывает путь развитию дружеских отношений между нашими народами, путь, который даст нам большие и плодотворные возможности в будущем. Счастлив видеть, что наша личная дружба, насчитывающая уже несколько лет, содействовала таким завидным результатам».
Эррио ответил ему дружеским посланием: «Я испытываю радость не в меньшей степени, чем Вы, по случаю события, которое позволит нам совместно работать для поддержания и укрепления мира ь Европе и во всем мире. Не существует народов, более предназначенных для взаимного понимания, чем французский народ, преисполненный чувства справедливости и братства, и великий русский народ, достойные качества которого я сам лично имел возможность оценить. Я уверен, что наши личные отношения, столь искренне сердечные, облегчат наше общее дело на благо обоих наших народов».
Вопреки проискам реакционных сил Советское государство получало все большее международное признание. В 1924 г. дипломатические отношения с СССР установили почти все крупные государства. Только правящие круги Соединенных Штатов никак не хотели признавать нашу страну.
С расширением отношений Советского Союза с иностранными государствами возрастал объем работы Наркомата иностранных дел. В ней большое личное участие принимал Чичерин. Множество дипломатических документов и материалов той поры написаны его четким бисерным почерком. Без участия Чичерина в той или иной степени не обходились ни одни переговоры, не решался ни один сколько-нибудь важный внешнеполитический вопрос.
По рассказам Б. И. Короткина, который в течение последних десяти лет жизни Чичерина был его личным секретарем, обычный рабочий день наркома складывался из чтения советской и иностранной прессы, дипломатической переписки, проведения заседания коллегии, бесед с заведующими отделами НКИД, приемов иностранных дипломатов и представителей различных советских учреждений и организаций, а также участия во всевозможных правительственных комиссиях. Поздно ночью он диктовал свои доклады в ЦК партии и правительству, замечания и указания членам коллегии, статьи в газеты и журналы, писал полпредам и составлял, часто на иностранных языках, проекты нот. Вся эта груда материалов к утру перепечатывалась и раскладывалась на рабочем столе наркома в ожидании его подписи.
Чичерин являлся образцом исключительной аккуратности и точности, доходивших порой до педантизма. Б. И. Короткий рассказывает, что Георгий Васильевич составлял график своего рабочего дня на 3—5—7 дней вперед. Он назначал точное время для приемов: одному — в 11 часов, следующему — в 11.10, третьему — в 11.18 и т. д. График почти никогда не нарушался.
