Как пережиточное явление первобытнообщинных и патронимических отношений, у ряда народов на определенном этапе развития была соседская взаимопомощь. Так, С. А. Егиазаров писал, что когда у армян «член общества впадает в нищету, то каждый «добрый сосед» считает своим долгом помочь ему: кто дает барана, кто овцу или корову, смотря по средствам; и при дружной помощи скоро восстанавливается благосостояние обедневшего соседа. Взаимная помощь у патриархальных туземцев развита в сильной степени; но форма и размер помощи зависят от доброй воли каждого: это дело его совести». Не случайно безенгиевцы до сих пор в подобных ситуациях говорят: «С каждой бороды по волоску, безбородому борода».
Ссылаясь на данные немецкого летописца Гельмгольца 1155 года, А. Д. Эпштейн отмечал: «Славяне не допускали, чтобы кто-нибудь впал в нищету и просил подаяние. Если старость и болезнь подрывали силы и делали человека немощным, родственники окружали его заботой и обеспечивали всем необходимым». И что интересно, продолжал А. Д. Эпштейн, «если издалека приходил к славянам чужеземец, его гнали прочь с презрением, как преступника, изгнанного с родины за какие-то злодеяния», ибо славяне, во-первых, не допускали мысли, чтобы родственники не поддержали своего близкого. Во-вторых, считалось, нищий человек – это человек, изгнанный из общества за серьезное нарушение норм общежития, за особую провинность, связанную с интересами общества.
Балкарцы, осетины, кабардинцы, чеченцы, абазины о провинности человека сообщали в другие сельские общины, которые безоговорочно в данном случае поддерживали соседей. Бойкотируемый считался существом нечистым, поскольку он был отстранен от всякого соприкосновения с общиной. Именно поэтому, возвращаясь опять к славянам, необходимо указать, что они считали подобного пришельца проклятым и что это проклятье может передаться им.
Большое распространение взаимопомощь имеет в наши дни в Турции, Передней и Средней Азии.
Таким образом, как видно, участие в вопросах солидарности и взаимопомощи многие народы считали явлением вполне естественным и придерживались порядков, существовавших еще в роде, о которых писал Ф. Энгельс: «Бедных и нуждающихся не может быть – коммунистическое хозяйство и род знают свои обязанности по отношению к престарелым, больным и изувеченным на войне».
Двенадцатидневные антропологические исследования и этнографические наблюдения почти во всех балкарских селах провел доктор медицины, психиатр, приват-доцент Московского университета Николай Александрович Вырубов. После работы Р. Фон-Эркерта (выходца из Пруссии, находившегося на военной службе в России), опубликованной пятью годами раньше, отчет Вырубова явился второй значительной публикацией по антропологическому типу населения Балкарии. Ученый обследовал различные половозрастные группы (провел измерение головы, частей тела, роста, зафиксировал результаты физиологических данных). В отчете заслуживают также внимания естественноисторическая характеристика Балкарии, описание семейно-брачной жизни горского населения, традиционной архитектуры, воспитания и ухода за детьми, физических качеств долгожителей, пищи, народной медицины.
Знаменательным явлением в этнографии Балкарии 90-х годов XIX века стал очерк «По истокам Кубани и Терека», написанный буквально по следам летнего путешествия по Карачаю и Балкарии помощника классного наставника Кутаисского городского училища В. Я. Тепцова. Один из рецензентов этого очерка, профессор Юрьевского университета Николай Иванович Кузнецов, отмечал, что автор не претендует «на строго научную разработку вопросов», но тем не менее воспроизводит «весьма интересные подробности относительно природы и характера жителей».
В начале своего очерка Тепцов пишет, что ему удалось «за каникулы проехать все указанные группы татар (он имел в виду балкарские общества: Черекское, Хуламакое, Безенгиевское, Чегемское и Урусбиевское. – А. М.), полюбоваться чудными картинами природы», близко познакомиться с жизнью горцев. Примечательно, что очерк был напечатан в «Сборнике материалов для описания местностей и племен Кавказа», начавшем выходить в 80-е годы в Управлении Кавказского учебного округа и названном М. О. Косвеном «важнейшим источником по исторической этнографии Кавказа».
Описав место расположения Урусбиево, окружавшую селение окрестность, хвойные леса, видневшиеся пики Ушбы и Донгуз-Оруна, ущелья Адыр-суу и Адыл-суу, глетчеры и снеговые поля, автор охарактеризовал все это как живописное, «но грозно-суровое и неприветливое». И если учесть, что В. Я. Тепцов оказался в Баксанском ущелье в ненастную, туманную погоду и что ему пришлось устраиваться в не настолько, как бы хотелось, благоустроенной общественной кунацкой, в связи с отсутствием в селе князя Урусбиева, настроение его еще больше испортилось, все вокруг казалось мрачным и негостеприимным, квартира неуютной, грязной и пыльной.
