В сжатой форме, но глубоко и компетентно с точки зрения экономики и социологии И. И. Иванюков и М. М. Ковалевский дали понять, что в Балкарии описываемого периода никакой речи о развитой промышленности не могло и быть. Здесь господствовало полунатуральное хозяйство. «Почти все предметы первой необходимости урусбиевцы приготавливают сами...» отмечали они. Домашние промыслы в общем удовлетворяли потребности горцев. Авторы выделили шерстяное производство, производство бурок, ковров, башлыков, сукна, войлочных головных уборов, обработку шкур и кож, добычу металла, кузнечное ремесло. Баксанцы снабжали себя почти всеми необходимыми для повседневной жизни предметами обихода. Главная причина сохранения превалирующего значения ремесла заключалась в удаленности горных аулов от больших торговых центров, сохранении в общественной жизни и быту существенных патриархальных пережитков, в медленном проникновении в экономику капиталистических отношений. Даже в 1908 году есаул Терского казачьего войска Николай Александрович Караулов замечал: «Торговля всегда меновая. Вместо денег и теперь еще употребляют скот, зерно и кожи». По воспоминаниям некоторых старейших информаторов Хуламо-Безенгийского ущелья, их матерям и бабушкам не приходилось пользоваться деньгами.
Мы не ошибемся, если добавим, что и особой профессиональной специализации в балкарских ущельях еще не было. Мужчины выполняли более трудоемкую работу: в кузницах, в поле, делали предметы домашнего обихода из дерева и железа, обрабатывали кожи. Женщины же большей частью занимались домашним хозяйством и изготовлением вещей из шерсти.
Переходя к характеристике горских поселений, М. М. Ковалевский и И. И. Ивашоков в первую очередь выделяют патронимические, называя их родовыми, что нами объясняется терминологической путаницей, являющейся недостатком большинства дореволюционных публикаций. Так, Н. Ф. Грабовский в статье «Ингуши» патронимические поселки называет «фамилиями» и «отдельными родами», Н. П. Тульчинский же – семейной общиной, хотя по его описанию ее члены, называя себя одним общим наименованием, живут отдельными дворами. М. В. Орлов, анализируя землепользование и землевладение в Карачае, под родовой землей «подразумевает тукумные или семейные». И тут в общем-то ничего удивительного пет, поскольку в буржуазной историографии XIX века, или, как пишет М. О. Косвен, в «старой литературе», смешение терминологии и понятий было не редким явлением. Р. М. Магомедов в статье «К вопросу о семейной общине в Дагестане» винит в этом Ковалевского, Леонтовича и Комарова, М. О. Косвен в публикации «Северорусское печище, украинские сябры и белорусское дворище» – Ефименко, Лучицкого, Довнар-Запольского, Срезневского и других.
Тем не менее, надо заметить, что термин «род», известный в русской исторической науке с «Повести временных лет», воспринимался ведущими учеными второй половины XIX – начала XX века уже не в первоначальном своем значении. А убедительней всего это подтверждается хотя бы следующим высказыванием Ковалевского: «Очевидно, что если видеть в роде группу лиц, имеющих общего родоначальника и отличающихся единством происхождения, а в сельской общине – связанных отношениями соседства и совладения разных родов, то различие между обоими сведется к тому, какое существует между кровным и территориальным союзом...» Ковалевский, как видно, имеет в виду именно патронимию.
Естественно, что патронимические поселки существовали в каждом горном ущелье, но утверждать, что их было больше, чем полигенных, было бы ошибкой. Авторы верно объясняют происхождение этих поселков, считая их выселками. Разраставшиеся большие семьи делились и в связи с увеличивающейся плотностью населения в квартале переселялись на свои зимовья. И такое территориальное обособление создавало небольшие поселения, носящие патронимические наименования.
