После Бантыша приехал на Ленские прииски генерал-губернатор Князев. Приехал он с помпой в окружении свиты губернских чиновников и офицеров военного округа.

Начал он свое «следствие)) с того, что по-генеральски крикнул рабочим: «Становитесь на работу!» А потом стал ездить по приискам. Хотя он наметил объезд всех приисков, но быстро охладел к этим поездкам. Доехав до Феодосиевского прииска, по его заявлению, «гнезда крамолы», Князев дальше никуда не поехал. В его ежедневных «объявлениях» печаталось поочередно: сегодня – «пряник», а завтра – угроза собственноручно расправиться с рабочими, а потом опять сначала. Этот «заместитель госу^ даря» по Восточной Сибири не привлек к ответственности ни ротмистра Трещенкова» ни Преображенского и Хитуна за злодеяние 4 апреля. Наоборот, все знали, что Князеву был очень по душе палач Трещенков, который все время сопровождал генерала, находясь с ним вместе в автомобиле.

Но вот генерал-губернатор нашел, что его миссия закончена, и уехал в Якутск.

Накануне отъезда в прощальном «манифесте» Князев, называя рабочих «братцами» и «детьми», приглашал их поскорее выходить на работу, если же не выйдут, то пообещал лишить рабочих продовольствия. Князев распорядился, чтобы рабочих, если они его не послушают, «рассчитать и вывезти в семидневный срок из района приисков».

Но и это «отеческое» попечение о судьбах «своих сыновей» не помогло: рабочие стояли на своем – «давайте нам настоящее расследование, укажите, кто является виновником нарушения контракта и кто виновник расстрела рабочих 4 апреля».

Менялась «погода» в Петербурге, менялась и в Иркутске. Иркутский губернатор Бантыш в эти дни послал ротмистру Трещенкову следующую телеграмму:

«Немедленно прекратите всякий расчет рабочих и продолжайте выдавать отпуск пищевых продуктов рабочим – всем без исключения».

И в дополнение к этой телеграмме через два дня – новую:

«Никаких мер по эвакуации рабочих с открытием навигации без моих особых распоряжений ни под каким видом не принимайте».

Эта телеграмма Бантыша была послана потому, что 20 апреля состоялось совещание приискового горного надзора и судейских чиновников. Чтобы скрыть грязные дела администрации и властей, совещание постановило «всех бастующих рабочих обеих систем немедленно с начала навигации эвакуировать с приисков». Но ЦБ, узнав об этом, послало телеграфный протест в Иркутск и в Питер. Опять наш протест был напечатан в большевистской печати, и поэтому власти вынуждены были дать указание Лензото «оставить все положение на приисках до приезда туда авторитетной комиссии».

Главное правление Лензото тоже нервничало. В эти дни оно телеграфировало своему уполномоченному на приисках А. Теппану: «Повторяем нашу настоятельную просьбу беспрекословно подчиняться всем распоряжениям Тульчинского. Все ваши действия строго согласовывайте с его указаниями».

Наконец, правительство предпринимает новый жест, чтобы несколько успокоить «общественное мнение». 27 апреля состоялось «высочайшее повеление» о посылке на Ленские прииски комиссии во главе с сенатором Манухиным «для расследования событий, связанных с забастовкой и расстрелом».

Нужно сказать, что это был очередной обман: секретная инструкция, выданная Манухину перед отъездом на прииски, говорила только о забастовке, а о том, чтобы расследовать факт расстрела рабочих 4 апреля, в ней не было ни слова.

4 июня Манухин с огромной свитой приехал в Бодайбо. На другой день своего приезда Манухин сделал несколько псевдодемократических жестов. Первый – это то, что он отдал распоряжение об освобождении арестованных Трещенковым депутатов и активистов забастовки. Таким образом, узники Бодайбинского, Витимского и Киренского острогов были освобождены и получили возможность принять участие в делах еще не ликвидированной забастовки ленских рабочих. Но в Бодайбинской тюрьме (вернее в каталажке у Галкина) остались Баташев, Попов, Зеленко, Думпе, Соболев и Украинцев, которые были затем по постановлению Министерства внутренних дел разосланы по местам их постоянных приписок. Другим жестом было то, что он молчаливо согласился с существованием института выборных депутатов, отдал распоряжение полиции не преследовать последних. Поэтому при Манухине не было арестов.