Надо сказать, что полицейский аппарат работал неважно: он очень мало знал о внутренних делах забастовки, а главное – о людях. Все знали Баташева и Зеленко, потому что они часто выступали как представители ЦБ. Начальству известны были также Будевиц, Вязовой, Думпе, Попов. Но других оно почти не знало. А насчет агентуры среди рабочих как у Галкина, так и у Трещенкова, не по их вине, конечно, был большой пробел: не нашлось предателей. Поэтому со списком депутатов, подлежащих аресту, эти господа попали впросак.
Вечером 3 апреля к нам в механические мастерские прибыли с Нижних приисков Зеленко и Лесной, которым нужен был инструктаж относительно «сознательных записок» и других вопросов. Оба депутата сказали также, что у них на приисках некоторые рабочие просят забастовочный комитет разрешить им выехать в «жилые места» (конечно, хотели уехать те, у кого были личные сбережения), что ответить этим рабочим? Далее Зеленко и особенно Лесной рассказали о том, что у них, хотя и в малом количестве, появились штрейкбрехеры. Со всеми этими вопросами они и приехали.
Решено было немедленно обсудить все эти вопросы. Собрались в бане, где было не так холодно, как в туннеле гидроэлектростанции. Пришли Черепахин, Кудрявцев, Бондарь, Вязовой, Якубов, Соломин, Слюсаренко, Лесной, Ремнев, Пешков, Романов, Корнеев, Демидов, Герасименко, Жарков, Годов, Шишкин, Виноградов, Быков, Столяров, я и др. Совещание было полулегальным, т. е. секретом оно было только для посторонних, но рабочие о нем знали. Приняли и некоторые меры предосторожности: на дорогах поставили наших людей, чтобы сигнализировать об опасности.
Черепахин кратко информировал присутствующих о причинах приезда товарищей Зеленко и Лесного. Стали вносить предложения. Помню, по вопросу о штрейкбрехерах Черепахину было поручено отпечатать на гектографе новую листовку, призывающую нанятых Лензото рабочих поддержать забастовщиков, не быть штрейкбрехерами, не срамить рабочую честь.
Никто не возражал и против того, чтобы желающие выехать могли это сделать. Люди, которые хотели уехать с приисков, забастовке не помогали – это было ясно. Особое внимание мы уделили обсуждению мер по поводу охватившего рабочих Нижних приисков желания устроить массовое шествие на Надеждинский. Мы советовали депутатам разъяснять рабочим, что эта затея чревата опасными последствиями: палачи только ждут нашей крови, это теперь очевидно, зачем же нам идти им навстречу?
Относительно пайка голодающим семейным рабочим решено было снова поручить комитетам на приисках произвести сбор продуктов с холостых. И на этот раз сбор продуктов дал хорошие результаты. Правда, это произошло уже после 4 апреля, когда солидарность между рабочими сильно возросла.
Около 12 часов ночи мы разошлись. Депутаты с ближайших приисков ушли по домам. Ночевать у нас остались Зеленко и Лесной (до их приисков было не менее 20–25 верст), а также Демидов – депутат Дальней тайги с прииска Кулебрянник, до которого было добрых 300 верст, а на дворе начиналась сильная пурга.
Все мы – Слюсаренко, Зеленко, Лесной, Вязовой и я – пришли к себе в пятый барак.
Всей компанией напились чаю, немного поговорили. Наши украинцы – Слюсаренко, Зеленко и Лесной затянули «Заловит батька Тарасови» (известное стихотворение Т. Г. Шевченко «Как умру...») и спели его хорошо. Пора было и спать. Зеленко, по старой памяти, пошел спать в «комнату» к Слюсаренко, где он жил до забастовки; Лесной устроился в «комнате» Ходасевича; Демидов – у Власова; а я у себя на койке в тупике коридора.
Барак погрузился в сон. Уснул и я. Нужно сказать, что у меня была собака, помесь сибирской лайки с ирландским сеттером, которую я вывез из тайги, когда был в разведке. Когда я ложился спать, то мой Бойко всегда занимал свое место под койкой. Но как только начинал замерзать, а это случалось через час-два, то мой друг перебирался ко мне.
Метель, начавшаяся с вечера, к утру стихла. Взошла луна, на дворе был сильный мороз. В бараке похолодало. Я спал не раздеваясь и все же продрог. Мой же Бойко, должно быть, совсем замерз и полез ко мне. Но когда он устраивался у меня под боком, то уперся в стену лапами и столкнул меня.
Очутившись на полу, я первым делом согнал друга с койки и снова стал ложиться. Но в этот момент вдруг услышал звуки какой-то странной музыки. «Откуда музыка?» – подумал я. «Трензеля? Нет, это не трензеля... Фу, ты! Да ведь это шпоры звенят. Но откуда эти шпоры? Ведь здесь на приисках нет кавалерии... Ах, да ведь шпоры носят жандармы. Значит, они здесь, где-то недалеко...»,– с этой мыслью я окончательно проснулся и соскочил с койки.
