Еще в 1922 г., при первой встрече с Чичериным в Берлине, Пенлеве высказал свою точку зрения на перспективы франко-советских отношений. В письме к советскому полпреду в Париже Л. Б. Красину (апрель 1925 г.) Чичерин следующим образом передавал мнение Пенлеве о значении Советского Союза для безопасности Франции в будущем: «Когда Германия снова окрепнет, она будет грозить опасностью самому существованию независимой Франции, и тогда Советская республика с ее стремлением помогать угнетенным и угрожаемым народам будет являться защитой существования Франции от воскресшей к этому моменту милитаристской Германии».

7 ноября 1925 г. Чичерин присутствовал на приеме в полпредстве в Берлине. Там он беседовал с британским послом д’Аберноном об отношениях между СССР и Англией. Чичерин сказал, что их улучшение может наступить лишь в результате разрешения спорных вопросов, а для этого надо начать переговоры, к которым советская сторона готова в любой момент. Д’Абернон не ответил ничего определенного, а «только спрашивал и изредка отзывался незнанием видов своего правительства».

9 ноября Чичерин вернулся в Висбаден.

В тот же день советский полпред в Турции сообщил в НКИД, что ее правительство передало приглашение Чичерину посетить страну, подчеркивая, что визит весьма желателен как демонстрация в ответ на Локарно. Стоящие вне Локарнского соглашения государства должны поставить вопрос о том, насколько это соглашение направлено против них.

Турецкому правительству сообщили, что по состоянию здоровья Чичерину трудно совершить такое длительное путешествие. Состоялась договоренность о встрече Чичерина с турецким министром во Франции.

В конце ноября 1925 г. Г. В. Чичерин выехал для продолжения лечения на юг Франции. Отъезд проходил в обстановке исключительной секретности. Дело в том, что в ноябре Чичерин получил несколько анонимных писем с предупреждением о готовящемся на него покушении. Нельзя было пренебрегать такими сообщениями, да и сам Георгий Васильевич чувствовал присутствие каких-то подозрительных личностей. Как подтвердилось позднее, принятые меры предосторожности помешали белогвардейцам осуществить их преступный замысел в отношении советского наркома.

26 ноября в Париже состоялось свидание Чичерина с Пенлеве. В тот же день он встретился с министром иностранных дел Брианом и генеральным секретарем МИД Франции Вертело.

Закончив курс лечения на юге Франции, Г. В. Чичерин 11 декабря вновь прибыл в Париж для продолжения переговоров. Там Георгий Васильевич встречался со многими видными государственными деятелями — Эррио, де Монзи и др. «Я чрезвычайно удовлетворен результатами бесед, которые я имел с руководителями французской политики, а также с многочисленными видными представителями различных слоев общества»,— заявил 15 декабря Георгий Васильевич на пресс-конференции в советском полпредстве в Париже. Он также вновь подчеркнул, что «одной из главных основ нашей политики является стремление к миру и желание содействовать его упрочению», что «никакая иная политика для нас невозможна, так как нам нужен мир для достижения главной цели нашей — экономического возрождения страны».

В результате этих встреч была достигнута договоренность провести советско-французские переговоры об урегулировании спорных вопросов между обеими странами.

В условиях, когда буржуазная пропаганда на все лады расхваливала Локарнское соглашение как «пакт мира», изображая СССР смутьяном среди миротворцев, Г. В. Чичерин делал все, чтобы разоблачить эту ложь. Надо было разъяснить массам и сбитым с толку общественным и политическим деятелям Запада цели и задачи миролюбивой политики Советского государства.

Чичерин подчеркивал в интервью корреспонденту английской газеты «Обсервер» Фарбману, что Советский Союз готов непосредственно урегулировать свои разногласия с другими правительствами. Именно СССР первым выступил после войны за разоружение и готов отказаться от своей армии и от военной промышленности, если полное разоружение будет всеобщим, и окажет поддержку любой попытке даже частичного разоружения.

В конце пребывания во французской столице Чичерин вел переговоры с министром иностранных дел Турции Тевфиком Рушдибеем, специально приехавшим для этого в Париж. Они завершились подписанием 17 декабря договора о дружбе и нейтралитете между СССР и Турцией.

Договор с Турцией был первым из пактов о нейтралитете, заключенных Советским Союзом со своими соседями. В письме в Политбюро ЦК ВКП(б) от 2 января 1926 г. Чичерин отмечал: «Подписанный в Париже договор с Турцией о ненападении и неучастии во враждебных комбинациях является образцом мирной политики, рассчитанной на дружественные отношения».

По пути из Парижа в Москву Чичерин на несколько дней остановился в Берлине. Во время встреч с министром иностранных дел Штреземаном, статс-секретарем Шубертом, послом в Москве Брокдорфом-Ранцау и другими государственными деятелями и дипломатами он обсуждал перспективы отношений между двумя странами в связи с подписанием Германией Локарнского договора, а также вопрос о заключении политического договора, предложенного Чичериным от имени Советского правительства в беседе с послом Брокдорфом-Ранцау еще в декабре 1924 г.

Возвращаясь на Родину после трехмесячного пребывания за границей, Чичерин по приглашению правительства Литвы и Латвии посетил также Ковно и Ригу. Его переговоры с руководящими деятелями способствовали улучшению отношений между СССР и этими прибалтийскими государствами.

По приезде в Москву Г. В. Чичерин принял участие в работе XIV съезда партии, на котором был избран в члены ЦК ВКП(б).

В 1926 г. советская дипломатия закрепляла и расширяла достигнутые успехи. Империалистической политике сколачивания антисоветских блоков СССР противопоставляет курс на заключение договоров о ненападении и нейтралитете.

7 января 1926 г. Георгий Васильевич телеграфировал полпреду СССР в Персии К. К. Юреневу о том, что в Москве «признано желательным заключение с Персией договора, аналогичного советско-турецкому». Советское правительство выражало готовность подписать такие же договоры и с другими государствами, в частности с Польшей, Латвией, Финляндией.

Усилия советской дипломатии не были безуспешными.

24 апреля 1926 г. советский полпред Крестинский и министр иностранных дел Штреземан подписали в Берлине договор о ненападении и нейтралитете между СССР и Германией. В телеграмме Штреземану по поводу этого важного события Чичерин писал: «Я рад возможности констатировать, что беседы, которые я имел в прошлом году с рейхсканцлером и Вами, привели к положительному и крайне удовлетворительному результату. Мы рассматриваем наш договор как инструмент мира, который должен способствовать укреплению мира во всем мире. Дух Рапалло продолжает жить в этом договоре и оказывает благотворное влияние на общую обстановку».

Советско-германский договор вызвал резкое недовольство в реакционных кругах Лондона и Парижа. Правая печать Англии и Франции упрекала германское правительство в измене «духу Локарно».

Важное значение для стабилизации положения в Восточной Европе имело подписание Чичериным в Москве 28 сентября 1926 г. советско-литовского договора о ненападении.

Заключенные Советским Союзом договоры о ненападении и нейтралитете являлись крупным вкладом в дело сохранения мира и обеспечения международной безопасности. Они срывали попытки империалистов втянуть во враждебные СССР блоки окружавшие его страны.

Вместе с тем Советский Союз предпринимал дальнейшие усилия для нормализации и развития отношений с крупными капиталистическими государствами. В частности, Чичерин и другие советские дипломаты неоднократно в разных формах и по различным поводам заявляли об искреннем желании СССР улучшить отношения с Англией, проводившей в то время откровенно антисоветский курс. Однако ее правительство не ответило на эту инициативу. «Мы протягиваем Англии руку миролюбия,— говорил Чичерин,— но эта рука повисает в воздухе».