Против антисоветских кампаний активно выступали практически все коллективы рабочих, колхозников, интеллигентов СССР. «...В ответ на капиталистическую ложь и клевету, на якобы применяемый в СССР принудительный труд,— говорилось на II съезде колхозников Рогачевского агроиндустриального комбината (Белоруссия) в марте 1931 г.,— наш съезд объявил себя ударным и заверяет, что под руководством партии и ее ленинского ЦК по-большевистски проведет 2-ю большевистскую весну, приложит всю энергию и силу на проведение сплошной коллективизации и ликвидацию на этой основе кулачества как класса, еще больше поднимет волну соцсоревнования и ударничества на борьбу за производственную дисциплину, за качество труда, против всех недостатков, каковые имеются еще в колхозах».
Аналогичные обязательства принимали колхозники Ивановской, Московской, Ленинградской областей, рабочие коллективы многих предприятий страны.
Процесс размежевания сил в международном общественном мнении об СССР, который повлек за собой изменения в антисоветской пропаганде, начавшейся в середине 20-х гг., заметно ускорился. Историческую роль в этом сыграла первая пятилетка и ее успешное выполнение. «С этого времени и начался раскол так называемого общественного мнения, буржуазной печати, буржуазных обществ всякого рода и т. д....— отмечал И. В. Сталин.— Стоило нам проделать строительную работу в продолжение каких-нибудь 2—3 лет, стоило показать первые успехи пятилетки, чтобы весь мир раскололся на два лагеря, на лагерь людей, которые лают на нас без устали, и лагерь людей, которые поражены успехами пятилетки, не говоря уже о том, что имеется и усиливается наш собственный лагерь во всем мире,— лагерь рабочего класса капиталистических стран, который радуется успехам рабочего класса СССР и готов оказать ему поддержку на страх буржуазии всего мира».
По этому же поводу поэт Н. Н. Асеев писал: С некоторого времени, с какого не исчислю, буржуазная критика забеременела — для нее безотрадною мыслью: не оклевещешь сплетнею программу пятилетнюю. Буржую спину огонь прижег, его удивляет наш «прыжок», от наших темпов,— наших игол весь мир в его глазах запрыгал. Все это хорошо уж тем — что, значит, остр советский темп.
Видя столько крупных перемен, мысль европейская змейкою вьется: «Большевистский эксперимент — Кажется! Караул! Удается!»
Советскими критиками особо выделялась та часть буржуазной литературы, в которой предпринимались попытки более или менее объективного освещения перемен, происходящих в жизни нашей страны. Не-которые зарубежные экономисты и социологи даже рекомендовали использовать положительное из советского опыта. «Россия,— писал американский экономист Сэм Левинсон,— вызывает интерес как мелодрама, но недостаточно оценивается как лаборатория». У русских, считал он, «в жилах течет не кровь, а какая-то животворная жидкость».
Успешное выполнение первой пятилетки вооружило зарубежных друзей СССР неопровержимыми аргументами в борьбе с антисоветской пропагандой. Газеты «Руде право» (КПЧ), «Юманите» (КПФ), «Роте фане» (КПГ), подпольные издания других компартий активно и небезуспешно пропагандировали итоги первой пятилетки, сопровождая их разоблачительными выводами и аргументами относительно положения в капиталистических странах.
Высокоэффективной была акция, предпринятая редакцией журнала «Der Rote Aufbau» (главный редактор — Вилли Мюнценберг). В марте 1932 г. журнал опубликовал материалы, сопоставляющие очевидные успехи выполнения первой пятилетки СССР и пессимистические прогнозы идеологов и пропагандистов буржуазии по поводу краха социалистического строительства и большевизма. Редакцией напоминалось, что Л. Врентано в 1918 г. написал книгу «Россия — больной человек», что Г. Эккарт и О. Бауэр в 1921 г. твердили о неизбежности возврата России к капитализму. Приводились высказывания и других «советологов». Так, Габриэль Ганото (Франция) пророчествовал тогда: «Я вижу Россию завтрашнего дня скорее на коленях перед иконой, чем перед Адамом Смитом... Кризис будет следовать за кризисом». По поводу начала разработки пятилетки в СССР (1927 г.) американский экономист Стюарт Чейз иронически замечал: «Сам Генри Форд устрашился бы такой задачи. А рядовым смертным путешествие на луну показалось бы не менее невоз-можным». Совершенно иными, содержавшими противоположные оценки и прогнозы, стали их заявления о пятилетке в начале 30-х гг. В них были признание своей неправоты, объективное отношение к научности, реалистичности планов и организации их выполнения, к проявлению массового энтузиазма и самоотверженности трудящихся СССР. Даже Ф. Адлер вынужден был призывать русских меньшевиков... к политике «терпимости» (Tolerierung) к «господству большевиков».
Подобные пропагандистские материалы наносили сильные удары по авторитету лжеученых социологов, экономистов, политиков, подрывали основы их антисоветской пропаганды в массах.
Объективно о первой советской пятилетке, о людях трудового героизма информировала иностранных читателей коммунистическая печать. Правдиво, с художественным пафосом писали о пятилетке и ее главных стройках (Днепрогэсе, Магнитке, Турксибе) Б. Шоу, С. Чейз, Л. Ренн, А. Фейлер, К. Росс, И. Бехер, А. Зегерс и многие другие прогрессивные деятели культуры, с нескрываемой симпатией относившиеся к Стране Советов.
Меняли свое отношение к пятилетке и некоторые лидеры социал-демократии. В 1933 г. К. Каутский признал небывалый подъем и энергию советского народа. «Сделано невиданное,— писал он,— что вызывает наше удивление, удивление капиталистического мира, удивление многих социалистов, которые до этого времени стояли перед большевистскими экспериментами полные сомнения». «Мое последнее пребывание в Москве,— признавался Э. Вандервельде,— произвело на меня огромное впечатление. Я имею в виду грандиозные творческие усилия Советов — строительство жилищ и зерновых фабрик, построенных с применением последнего слова техники... Пусть те, кто утверждают, что пятилетка провалилась, соблюдают осторожность, если желают избегнуть неприятных сюрпризов».
Первой пятилетке принадлежит особое место в истории экономической, политической и идеологической борьбы СССР с враждебным капиталистическим окружением. Именно за ее период советский народ создал фундамент социалистической экономики и добился независимости СССР от развитых капиталистических стран, существенных изменений в социально-классовом составе населения, в политическом и культурном прогрессе. «Само слово «пятилетка» так же, как в свое время слова «большевик» и «совет»,— напоминал один советский публицист,— проникло в своем русском произношении и написании на страницы международной печати и получило права гражданства в английском, французском и других языках».
Крах пятилетки, нереальность ее экономических и социальных задач стремились «доказать» многие зарубежные авторы. Один из них, например американец Е. Вэлч, оракулствовал: пятилетка — последняя траншея большевиков249. Пятилетний план, писала «Нью-Йорк тайме», делает «вызов чувству пропорции и, стремящийся к своей цели «независимо от издержек», как часто с гордостью похваляется Москва, не является в действительности планом. Это — спекуляция». Пятилетка, по мнению газеты, «не будет выполнена и через 50 лет, ибо это — утопия...». Политика коллективизации «завела советскую деревню в тупик», а страну поставила на «грань голода»; пятилетка, потребовавшая сверхчеловеческого напряжения, провалилась в «основных социальных принципах»— такими оценками западной печати сопровождался героический труд советского народа под руководством партии. Создавалось впечатление, отмечал журнал «Большевик», что «какой-то мировой буржуазный агитпроп давал директивы газетам самых различных направлений».
Один из опытнейших политиков английской буржуазии, Ллойд Джордж, писал в 1930 г.: «Коммунистические вожди взялись за выполнение плана, который по своим размерам и значению поставил в тень все то, что история знала о крупных и смелых предприятиях... Может быть, самым замечательным результатом всего этого будет то, что Россия со своим громадным населением и — все это прекрасный боевой материал — станет одной из самых богатых и мощных стран земного шара. Светлейшие круги Лиги наций с насмешкой отвергли предложение России заключить договор о полном разоружении всех государств. Но если Россия из теперешних затруднений выйдет как более образованная, более вооруженная и лучше организованная страна — какие угрожающие последствия будет иметь эта насмешка для наших детей».
Путешествовавший по США немецкий экономист Бон отмечал большую популярность нашей первой пятилетки в этой заокеанской стране. «Многие наивные люди,— писал он,— которые имели представления о русских, что они являются только эмоционально сильными варварами, которые в лучшем случае могут писать романы, вроде романов Достоевского, и сочинять оперы, вроде опер Чайковского, должны были убедиться, что эти люди достойны американцев в области техники, а в области сознательной организации общества даже превосходят их, как это доказывают имеющиеся налицо успехи».
