Германские источники также признавали (памятная записка гитлеровских генералов от 27 сентября 1938 г.), что даже одна чехословацкая армия, без союзников, могла бы продержаться три месяца. Этот срок скорее значительно преуменьшен, чем преувеличен. На самом деле в канун мюнхенского сговора Чехословакия имела под ружьем 70 дивизий. Для того чтобы судить о ее вооружении, достаточно сказать, что гитлеровцы захватили на чехословацкой территории 1582 самолета, 468 танков, 2175 артиллерийских орудий, 591 зенитное орудие, 43 876 пулеметов, 735 минометов.
Республика имела мощную полосу укреплений: 8 больших крепостей, 725 тяжелых дзотов и 8774 легких объекта. «Когда после Мюнхена мы смогли исследовать чехословацкую военную силу внутри страны, увиденное нами обеспокоило нас. Нам угрожала серьезная опасность. Чешские генералы готовили страшный план. Тогда я понял, почему мои генералы уговаривали меня быть более мирным»,— признал Гитлер в августе 1939 г. «Чешский орешек» пообломал бы зубы фашистским захватчикам!
Решающее значение для судеб Чехословакии имела позиция Советского Союза — единственного государства в мире, которое на всем протяжении «года Мюнхена» оставалось верным своему союзническому долгу, своим договорным обязательствам. Однако фактам вопреки французские политические и военные деятели неизменно пытались переложить на СССР ответственность за мюнхенскую капитуляцию западных держав, обвинить Советское правительство в нежелании якобы оказать военную помощь Чехословацкой республике. Явные и тайные французские «умиротворители» сознательно принижали боевые качества Красной Армии.
В качестве примера сошлемся на заседание Французского постоянного комитета национальной обороны 15 марта 1938 г. В ходе прений Гамелен заявил, «что он не видит, какую эффективную помощь (Чехословакии.— Ю. Б.) смогла бы оказать Россия». По его словам, советская мобилизация помешала бы выступлению Польши и Румынии. Гамелен утверждал, что вопрос о перевозке советской армии по единственной и плохой румынской железной дороге якобы нечего было и рассматривать. Единственное, что мог сделать СССР, заявил генерал,— это послать свои моторизованные войска. Но и такое содействие, по словам Гамелена, было гадательным в связи с состоянием дорог в это время года.
Аналогичной была и позиция начальника штаба авиации генерала Вийюмена. Он считал, что «с точки зрения авиационной русское вмешательство в пользу Чехословакии очень затруднено». Вийюмеи выдвинул такие аргументы: советским самолетам пришлось бы пролетать над территорией Польши и Румынии; в Чехословакии очень мало аэродромов — не более 50, и германская авиация была в состоянии быстро привести их в негодность.
Подчиненные Гамелена и Вийюмена полностью разделяли взгляды своих начальников. В сентябре 1938 года французские штабисты доказывали, что советские самолеты не могли наносить прямые удары по Берлину или вести бои над польской территорией, или перелетать Балтийское море.
И такие негативные оценки французские штабисты давали Красной Армии тогда, когда она в течение нескольких дней в конце июля — начале августа 1938 года разгромила отборные японские войска, покушавшиеся на советскую территорию в районе озера Хасан. А между тем именно события на Дальнем Востоке свидетельствовали о возможности свободолюбивых сил дать отпор агрессорам.
Даладье, Бонне, Гамелен и другие французские государственные деятели не только всячески пытались принизить военные и экономические возможности нашей страны, но, вопреки очевидным фактам, доказывали, что Красная Армия не была готова в период чехословацкого кризиса к активным боевым действиям. Бонне в своих показаниях «комиссии Серра» прямо заявил, что в 1938 году СССР не осуществил никаких военных приготовлений, не мобилизовал ни свою армию, ни свою авиацию, отказался от всякой военной акции против Германии. По словам Бонне, даже Бенеш якобы был убежден в том, что «Советский Союз не выступит».
В мемуарах Бонне говорится, что «политика примирения» была необходима якобы потому, что Советское правительство не могло оказать Франции «никакой военной помощи», требовало прохода своих войск через Польшу и Румынию, на что эти страны не давали согласия.
Даладье утверждал, что «СССР думал только о том, чтобы передать вопрос на рассмотрение Лиги наций».
И, наконец, сошлемся на мнение Гамелена, заявившего 12 сентября, за несколько недель до мюнхенской конференции, что «роль России в наземном плане может быть только второстепенной».
Согласно версии французских «умиротворителей», получившей широкое распространение в реакционной западной историографии, Советское правительство не хотело якобы оказать Франции и Чехословакии военную помощь. Эта версия не имеет ничего общего с исторической правдой. Начнем с того, что даже в генеральных стратегических директивах германской армии, подписанных Кейтелем 7 июля 1938 г., признавалось: «Среди государств Восточной Европы вмешательство России наиболее вероятно».
На протяжении чехословацкого кризиса Советский Союз осуществил ряд взаимосвязанных мероприятий, имевших своей целью решительный отпор агрессору и в случае войны — его разгром. Советское правительство настойчиво (и неоднократно!) предлагало созвать конференцию представителей генеральных штабов СССР. Франции и Чехословакии для обсуждения вопросов военного сотрудничества; оно привело в боевую готовность наши вооруженные силы и одновременно информировало о своих действиях Париж и Прагу; оно готово было оказать, если бы потребовала обстановка, давление на Польшу, чтобы удержать ее от агрессивных действий в отношении Чехословацкой республики; оно энергично добивалось согласия Румынии на пропуск советских войск через ее территорию. Рассмотрим подробнее все эти аспекты единой проблемы.
Обратимся к документам. 23 апреля 1938 г. Советское правительство поручило полпреду в Праге сообщить Бенешу, что состояние армии и авиации Советского Союза позволяло вместе с Францией и Чехословакией обеспечить безопасность Чехословацкой республики.
В мае 1938 года в беседах с Бонне в Женеве М. М. Литвинов говорил, что вопрос о военных мероприятиях должен обсуждаться совместно с представителями французского, советского и чехословацкого генштабов. Народный комиссар настаивал на таком совещании и 2 сентября, в беседе с французским поверенным в делах в Москве Пайяром. Через несколько дней. 5 сентября, В. П. Потемкин подтвердил Пайяру, а 11 сентября — французскому послу Кулондру советскую позицию. 21 сентября в публичном выступлении на Пленуме Лиги наций М. М. Литвинов сказал: «Наше военное ведомство готово немедленно принять участие в совещании с представителями французского и чехословацкого военных ведомств для обсуждения мероприятий, диктуемых моментом».
Таким образом, не могло быть никаких сомнений в том, что Советский Союз был готов вооруженной рукой преградить путь агрессору.
26 сентября, когда окончательно решались судьбы Чехословакии, советский военно-воздушный атташе в Париже по поручению народного комиссара обороны сообщил начальнику кабинета Гамелена генералу Жанелю, что 30 стрелковых и кавалерийские дивизии подтянуты в районы, прилегающие непосредственно к западной границе; авиация и танковые соединения находились в состоянии полной боевой готовности; части были пополнены резервистами.
